Александр Данилин - LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости

Именно гармоничное слияние идентичностей двух людей Эриксон рассматривает как необходимое условие прочного брака. Истинное чувство интимности, считает он, не может развиваться до тех пор, пока не достигнута «эго-идентичность» каждого из членов пары. Иными словами, для того чтобы находиться в истинных интимных отношениях с близким человеком, необходимо, чтобы к этому времени у личности сформировалось ясное осознание того, кто она и что собой представляет.

Любовь неуверенных личностей или людей в подростковом возрасте может оказаться попыткой проверить собственную идентичность, используя для этой цели другого человека. Эриксон считал, что многие подростки, особенно женщины, вступают в брак с целью обрести собственную идентичность в другом человеке и за его счет «идентифицировать» себя через него — испытать «идентичность» в юнговском смысле.

Если читатель внимательно читал нашу книгу, то он уже понял, что именно понятие интимности у Эриксона наиболее полно соответствует нашему представлению о «Я»-чувстве.

В этом возрасте оттачивается и окончательно определяется тот сложный комплекс чувства границ собственного «Я», который мы ранее характеризовали как «мое — не мое». Человек включает в понятие «мое» не только предметы, но и чувства, символические образы и другого человека.

Сознательная концепция Эриксона исключает существование экзистенциального чувства «Я». Однако истинная интимность в терминах Эриксона не может проявляться без онтологической уверенности — стабильного чувства «Я». Доверие — способность вверять себя кому-либо — осуществимо только при человеческой уверенности в том, что его «Я» сохранится в любом случае (независимо от результата проявления доверия).

Эриксоновское понятие «интимность» точнее всего передает русское слово «независимость».

Главную опасность на этой психосоциальной стадии Эриксон видел как раз в том, что И.А. Ильин называет «аутизмом», а Липовецки «нарциссизмом», — в излишней поглощенности собой, ведущей к избеганию любых неформальных межличностных отношений. Эриксон описывал такое свойство «эго» понятием «-изоляция».

Неспособность устанавливать доверительные личные отношения приводит к «изоляции» — чувству социального вакуума и одиночества. Изолированный человек Эриксона очень похож на «нарцисса» Липовецки — он устанавливает только поверхностные контакты, ограждает себя от любых проявлений любви и искренности, занимает формальную позицию в семейных и рабочих проблемах.

Он боится любви и доверия, так как испытывает страх попасть в зависимость от другого. Такой человек не способен на со-страдание. Изолированная личность Эриксона — это личность зависимая (личность, у которой идентификации все время грозят превратиться в юнговскую идентичность).

«Изоляция» — в наших терминах окажется главным способом психологической защиты онтологически неуверенного человека. Но Эриксон так не считал! Он утверждал, что изоляция — это реакция личности на негативное воздействие внешней среды. Нравственное чувство для него лишь условие достижения интимности, и поэтому первое является производным второго.

Молодых людей, которые манипулируют другими и эксплуатируют их без всякого сожаления, он относил к числу личностей больных, испытывающих невротическую изоляцию.

Поведение убийц, вываривающих черепа для «черных магов», Эриксон объяснил бы экстремальной изоляцией в городской среде, из-за которой они не смогли развить в себе адекватную способность к интимности.

Но Эриксон как психолог и мыслитель формировался во времена, когда люди познавали мир имея в своем распоряжении иерархическую систему ценностей — категорический императив поведения.

Он не был в состоянии представить себе «виртуальную» культуру, в которой его понятие «изоляция» превращается из невроза в норму человеческого бытия. В мире, в котором вера, религиозные системы, знания и вещи стали одинаковыми кубиками детского конструктора, «изоляция» (или «нарциссизм» Липовецки) являются необходимыми психическими механизмами выживания или, во всяком случае, механизмами сохранения отдельности, или независимости, личности…

Нормальному выходу из «кризиса» «интимность — изоляция» способствует любовь, которая, по Эриксону (как, впрочем, и по любому другому автору с древнейших времен), и есть способность вверять себя другому человеку.

Но любовь не в чести в мире «нарциссов». Любить нужно уметь. Но ни семья, ни школа, становящаяся все более и более виртуальной, учить этому не умеют.

Для нас ранняя зрелость — это возраст, в котором после подростковой бури «Я»-чувство приобретает определенность своих экзистенциальных черт. «Я» кристаллизуется, только теперь о нем можно говорить как об онтологически уверенном или неуверенном — экстернальном или интернальном. От этой определенности позиций «Я» и зависят проявление эриксоновских «интимности» или «изоляции».

Само слово «зрелость» в русском языке означает нечто очень похожее. Но означает оно и время, когда «плод созрел» и ему предстоит «падать» с «ветки», на которой он рос, в самостоятельную жизнь. От сформированной экзистенциальной позиции будет зависеть жизненный стиль — внешний рисунок того, что человек называет взрослой жизнью.

Сохранившаяся, несмотря на все жизненные преграды, энергия эгодиастолы жизнестойкого человека трансформируется в независимый жизненный стиль. Такой личности трудно дать какое-либо определение, кроме понятия «свободный человек».

Желание спрятаться от жизни — эгосистола — сформирует зависимый стиль жизни, (даже если это зависимость «нарцисса» от системы собственных прихотей»), который в описаниях разных авторов получит разные названия. Мы пользовались понятиями «нарцисс» или «аутист».

Стиль жизни человека, который зависит от вещей, людей и их идеологии, неминуемо поведет своего «владельца» все дальше по дороге зависимости, до тех пор, пока она не завершится диссоциацией личности.

«Кризис» седьмой стадии жизни (от 26 до 64 лет) представляет собой выбор «между продуктивностью и инертностью».

Продуктивность — это озабоченность человека не только благополучием своих потомков (следующего поколения), но и всем состоянием общества как целого. По мысли Эриксона, каждый взрослый должен или принять или отвергнуть мысль о своей ответственности за хранение и улучшение всего того, что называется культурой человечества.

Эриксон пишет о том, что мы могли бы назвать сформированным чувством «Я», эгодиастола которого гармонично включает в себя заботу обо всем мире.