Александр Данилин - LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости

Нам хотелось бы обратить ваше внимание на буквальное понимание сектантами слова «вдохновение» — как вдыхание Духа Святого. Такое же буквальное понимание роли дыхания лежит в основе большого количества современных психотерапевтических техник.

Сектанты самостоятельно открыли то, что в индуизме называется «вдыханием праны». На этом понятии, в свою очередь, основана техника «холотропного дыхания» С. Грофа (вы помните, что он заменим этой техникой прием LSD после запрета наркотика) и новомодные техники «ребефинга».

«Периодом «вдохновения» заканчивается экстатический приступ, — продолжает Д.Г. Коновалов. — Придя в себя после пережитого эмоционального урагана, сектанты испытывают облегчение и приятное самочувствие, которое, однако, соединяется с ощущением истомы, разбитости, а иногда полнаго изнеможения и временным параличом. Радельные экстазы, по словам Оренбургской хлыстовки, «делали всегда то, что после них становилось как-то легко, радостно, светло, но в то же время иногда чувствовалось, что как-то все тело болит, как будто тебя изрубили или ты изсякаешь духом, причем в таких случаях стоило придти кому-либо, одаренному духом, и дохнуть на тебя, как снова чувствуется легче, как точно исцелили тебя».

Инок Евфросин говорит о хлыстах XVII столетия: «Возбесяся и пеняся, молятся духом; перестанет от молитвы, ано едва дух свой в себе видит». Радаев после эк-стазов «аки пьяный лежал иногда по суткам, не мог сидети или стояти».

В отмеченном чувстве облегчения, сопровождающем экстаз, заключается его очищающее и освобождающее действие древнегреческого оргазма и трагедии. Экстаз для сектантов — клапан, разряжающий гнетущее их нервное напряжение или возбуждение.

С души как бремя скатится, Сомненье далеко — И верится, и плачется, И так легко, легко…

Вот почему сектанты «всему на свете предпочитают свою плясовую молитву» и обожают своих «христов» и пророков, способных приходить в экстаз и заражать им других».

Обратите внимание: после экстатического приступа, как и после приема наркотика, следует длительный период истощенности — астении. Весь цикл экстатического состояния Коновалов видит как «клапан», выпускающий избыточное нервное напряжение, с которым человек не в состоянии справиться иными путями.

Однако читатель может справедливо возразить, что в такой форме «разрядки нервного напряжения» нуждается вовсе не каждый человек. Да и сам Коновалов, в самом начале приведенных фрагментов, пишет об «особенной психофизической организации» сектантов, но никак не расшифровывает это понятие.

В выводах его книг все сектанты окажутся больными истерией.

В 1905 году Святейший синод разрешил старообрядцам открытое отправление своей веры и переиздание старообрядческих книг. По данным съездов старообрядцев тех лет, сектантов и раскольников в Российской империи было около 10 миллионов человек… Не слишком ли много больных истерическим неврозом?

Все станет гораздо понятнее, если иметь в виду, что медицинские описания истерии и неврастении в те годы включали то ощущение потери себя, которое мы называем онтологической неуверенностью. Для обретения хотя бы иллюзии уверенности в себе — чувственной, эмоциональной идентификации — и были нужны сектантские экстазы и катарсис греческой трагедии… а возможно, и весь театр как исторический и культурный феномен.

Коновалов продолжает:

«Бросим теперь ретроспективный взгляд на только что описанную картину сектантского экстатического волнения.

Означенное волнение поражает, прежде всего, чрезмерно-крайним развитием своих физических и психических элементов.

В экстазе у сектантов до крайности повышается деятельность физиологических функций. Их сердце и внутренности трепещут, как голубь, их ударяет в пот, слезы, смех и крик; все тело дрожит, извивается в конвульсивных движениях или подобно вихрю кружится и мчится в пространстве. Все эти телесные спутники экстатического волнения наступают и развиваются в форме резко выраженных автоматических или даже насильственных, непреодолимых движений.

Благодаря столь мощному и самодвижному развитию телесных явлений, сектантский экстаз нередко производит впечатление феномена, прежде всего, физиологического, простого разряда сильного нервного возбуждения, по отношению к которому душевные переживания кажутся чем-то производным, отраженным. Недаром сами сектанты свои экстатические восторги объясняют игрой сердца и мускулов, под наитием благодати Св. Духа, которая, по их словам, «проходит во все суставы».

В некоторых исключительных случаях экстаз сектантов, по той же причине, как бы утрачивает свой религиозный характер, кажется исключительно физическим явлением, совершенно сходным с его противоположностью — припадком бесоодержимости (курсив мой. — А.Д.). В период возникновения малеванщины (массового сектантского движения на Украине, конца XIX века, «Христом» которого объявил себя крестьянин Кондратий Малеванный. — А.Д.) религиозные собрания более чем в сто человек иногда, под влиянием экстаза, «поголовно поражались судорогами всевозможного вида и форм. Такие собрания, лишенные всякого молитвенного или религиозного оттенка, производили, по словам очевидца, крайне тягостное впечатление своим де-мономаническим характером».

Абсолютная схожесть экстаза и хорошо известной врачам начала века «бесоодержимости» заставляют вспомнить еще одно понятие, встречавшееся в нашей книге. Так ихочется назвать экстаз искушением — тем самым словом, которым Олдос Хаксли характеризовал свое мескалиновое опьянение.

Искушением и экстаз, и LSD, и другие «экстатические» наркотики делает незаметная на первый взгляд подмена. Прорываясь к взаимодействию с тем, что в сектах называлось «Святым Духом», сектант на самом деле прорывался лишь к общению с самим собой — с древними хтоническими силами собственного бессознательного.

Силы эти во время временной экстатической диссоциации личности пытались стать сущностями, воспользоваться энергиями «Я»-чувства. Архетипы пытались стать на место «Я» — взять контроль над поведением сектанта. Возникала экстатическая синхронистичность. У наблюдателя начала века (еще не преодолевшего в себе христианского мировоззрения) подобная «одержимость архетипами» могла вызвать и вызывала ассоциацию с «бесоодержимостью».

Гордыня веры в возможность самодельного (рукотворного) чуда приводит сектантов к искушению, которое подменяет «аполлоническую» христианскую молитву «дионисическим» экстазом.

Такого рода искушение известно Христианству как соблазн самообожествления.