Джон Гриндер - Истоки нейро-лингвистического программирования

В то время меня часто просили обучать штатных консультантов специального интерната по программам работы с молодежью с наркотической и алкогольной зависимостью.

Всякий раз, когда я сталкивался с такими программами, у меня возникало ощущение, что эти программы, мягко говоря, малоэффективны. Мне всегда казалось, что клиенты этих программ просто учились «правильно» лгать штатным сотрудникам, которые с ними работали. Когда мне удавалось войти в доверие к ребятам и добиться от них правды, мои самые худшие опасения подтверждались. В лучшем случае эти программы были лишь симуляцией успеха, а в большинстве случаев они в гораздо большей степени приносили вред, нежели пользу. Я много думал о структуре программ, о сотрудниках, об истинных целях этих программ. Программы разрабатывались с разными целями: зарабатывать деньги (для богатых подростков), собрать подростков в одном месте, чтобы изолировать их от «нормальных людей» (для бедных подростков), выделить место, где продержать их, пока они не достигнут возраста, достаточного для получения тюремного срока. Именно в тюрьму большинство из ребят и собиралось и, казалось, все профессионалы, трудящиеся на этом поприще, об этом знали, просто не говорили об этом вслух. Я не мог работать с этими людьми и молчать. Я подошел к руководителю программы по работе с самыми проблемными из этих бедных ребят и сделал ему предложение. Я сказал: «Ваша программа – полное дерьмо. Я могу построить настоящую программу, если вы в этом заинтересованы. Но мне нужен будет полный контроль в течение трех лет». Он сказал, что подумает об этом. Он позвонил мне через неделю и спросил, когда я готов начать. Теперь я должен был «отвечать за свои слова».

Следующие три с лишним года я управлял Мета Институтом в Оклахоме, проводил время с сыном, посещая его гонки, создавал и вел две программы по реабилитации наркозависимых (одну для подростков, другую для взрослых) в городе Оклахома, штат Оклахома.

Я нанял отличных профессионалов, и мы создали модель, основанную на принципах НЛП, общих семейных систем, гештальта, бизнеса и лучших навыках «терапевтического сообщества», которые я изучал. На третий год нашей работы мы («Дом Жизни») были выбраны исследовательской командой правительства США (национальная программа называлась «Молодежь в зоне риска») как лучшая лечебная программа для молодежи в Америке. Показатель успеха лучших программ, которые я видел до нашего «Дома», составлял менее 1 % (при честном подсчете). В большинстве случаев считать вообще было нечего, и я знал почему. Мы же хотели достичь показателя в 75 % (никто никогда по достоверным источникам не превышал 10 %), но в течение четырех лет, которые я вел программу, мы так и не достигли желаемого уровня. В конце четвертого года мы немногим превысили 60 %, используя строжайшие критерии, которые я когда-либо видел в подобных программах. Я оставил программу в Оклахоме в 1988 году. Программа просуществовала еще несколько лет, но затем медленно вернулась в то состояние, в котором она и была, когда я принял руководство (270 клиентов и никаких позитивных результатов). Сегодня эта программа в Оклахоме не существует. Я до сих пор общаюсь со многими выпускниками той нашей программы в Фейсбуке. Эти ребята навсегда стали «моими».

В 1987 году, когда я жил в Оклахоме, мне позвонила моя знакомая из Калифорнии. Она сказала, что у нее гостят несколько российских психологов, трое из которых хотели бы со мной встретиться. Их интересовала моя деятельность, а также мои знания в области гештальта, НЛП и лечения наркозависимых. Она сказала, что я единственный из ее знакомых, кто знал эти три темы на профессиональном уровне, и спросила, смогу ли я принять троих россиян.

Конечно, я мог. И уже на следующий день я встретил первых в моей жизни русских в аэропорту Оклахомы. Они планировали нанести трехдневный визит, но пробыли в Оклахоме три недели. Мы отлично проводили время. Я показал им многое из того, что знал, и мы быстро сдружились. Они, в свою очередь, пригласили меня посетить Россию, и спустя несколько недель я сходил по трапу самолета в Москве.

Это был шок. Я стал свидетелем временного сдвига. Неожиданно я оказался отброшенным в 1935 год. Я познакомился с множеством великолепно образованных профессиональных психологов, которые ничего не умели делать на практике. Мы с ними идеально сочетались – я не обладал тем объемом знаний, который был у них, но владел практическими навыками и мог делать практически все, чему они хотели научиться. Для тренера это был рай. Я нашел огромное количество высокообразованных профессионалов, жаждущих учиться, готовых пробовать и экспериментировать. Не было больше никакой ерунды вроде бесконечных интеллектуальных споров, так свойственных тренинговым программам в США. Они просто хотели, чтобы я научил их достигать поставленных целей и контролировал их усилия по копированию того, что я им показал. Масса энергии, схватывающие все на лету студенты и 11 часовых зон, в каждой из которых на мои знания был спрос. Несколько раз я прилетал в Россию, пока окончательно не переехал в Москву в 1989 году.

Как много всего необычного я здесь повидал! Я был первым американцем, посетившим многие города России, был свидетелем великого хаоса, видел невообразимые трагедии, испытывал смертельную опасность, совершал массу «чудес», подружился со многими сильными мира сего, проводил тренинги для тысяч людей, помогал сотням бизнесов. Взамен я получил невероятную жизнь, дарованную мне людьми, живущими в 11 часовых поясах.

Я испытал все прелести сумасшедшего времени (лихих 90-х) в России, в Украине, в странах Балтии. Я гонялся за большими деньгами, большими сделками, которые в один момент превращали людей в миллионеров, в том числе и иностранцев. Конечно, по тем или иным причинам сделки проваливались, но у меня всегда оставался мой тренинговый бизнес. Постепенно я отошел от мира НЛП в СНГ. Я все больше занимался бизнес консультированием, что было моим основным делом в Оклахоме перед отъездом в СНГ. В 2000 году я решил прекратить делать то, чего не умел делать, и сконцентрироваться на том, что я умел делать великолепно. Во время моих путешествий я попал в город, который, казалось, полностью был мне по душе и соответствовал моему «стилю». Одесса покорила мое сердце в первый же день, когда я приехал в этот город провести какой-то тренинг. В то время я жил в Москве, и уже через пару месяцев я собрал свои вещи, мою русскую семью (о, да, я женился на молодой сильной русской женщине по имени Татьяна и получил впридачу шестилетнюю дочь) и переехал в Одессу.

С тех пор здесь и живу. Только на год я уезжал в Санта-Круз, помогал Джону Гриндеру строить дом, еще раньше я на год уезжал в Сан-Диего, работал с моим другом детства Джоном Римли (похоже, я просто притягиваю Джонов). Кроме этих двух лет, я провел в России и Украине последние 23 года.