Джеймс Холлис - Почему хорошие люди совершают плохие поступки. Понимание темных сторон нашей души

Именно это размывание старых «незыблемых истин» послужило толчком к росту фундаментализма во всем мире. Исламский, иудейский или христианский фундаментализм будет процветать среди страха и неуверенности? [83]Из стана фундаменталистов хорошо видно, каким неимоверным соблазном обладает наркотик изобилия и светских развлечений, и это придает искренности вере в то, что «эта дорога ведет к пропасти». С эрозией племенных мифологий искажения и искривления быстро заполняют этот зияющий провал. Но подобное размывание незыблемых прежде истин не дает права одному человеку навязывать свои убеждения другому, особенно если такие убеждения мотивированы страхом, даже нетерпимостью. Сердцевиной их страха будет Тень насилия: то ли открытого терроризма, то ли стремления доминировать над другими и избавляться от несогласных. И неважно, прибегают ли они к помощи «полиции мысли» или к полицейским дубинкам, именно это теневое насилие больше всего вредит людям [84].

Одно из базовых психологических наблюдений звучит довольно резко: «То, что ты видишь, является компенсацией того, чего ты не видишь». Другими словами, воинствующая убежденность, религиозное рвение, с трудом скрываемая враждебность – все это верные признаки тайного сомнения и уныния. То, что я не способен признать в себе, по определению представляющее собой теневой момент, я буду воинственно отвергать в окружающем мире. Вот почему я становлюсь фанатиком и просто обязан заставить тебя согласиться со мной, даже вырвать согласие силой, если понадобится. Если же ты во всем согласен со мной, значит, я несомненно прав и, следовательно, моей безопасности ничто не угрожает. Много ли найдется тех, кто способен признать историческую случайность своей веры, случайное совпадение времени и места, приведшее к ее появлению, или свое нервное желание принадлежать к консенсусу? Тень принуждения редко, если вообще когда-нибудь, открывается уму истинно верующего, который ищет оправдания своим действиям со стороны других людей, стремится к тому, чтобы укрыться от пугающей неоднозначности и поменьше думать самому.

Как однажды заметил Артур Мизенер, «сомнение – вот твой истинный учитель». Но, беспокоясь о своей безопасности, мы меньше всего настроены сомневаться и с легкостью отбрасываем копившиеся веками достижения учености и научных выводов. Будь то Ближний Восток или Соединенные Штаты, меньшинство узколобых фанатиков, подняв шумиху и сея распри, захватывают контроль над национальными правительствами с целью навязать свои ценности большинству. Мой внук Николас, которому всего семь лет, как-то пришел домой весь в слезах: какой-то уличный проповедник расписал ему адские мучение, узнав, что он не верит в Иисуса Христа. Другая такая самозваная благодетельница появилась на пороге у моей дочери и поставила ее в известность, что она, соседка, и учительница из их общеобразовательной школы теперь будут заниматься религиозным воспитанием детей. Какое высокомерие и какая Тень! Чего ради ребенком, да и кем угодно, должна управлять чья-то эмоциональная незрелость, чья-то неспособность терпимо относиться к неоднозначности жизненных явлений? Назойливые церковники в этом напоминают домашних тиранов, число которых пополняется за счет слабых и озабоченных личностей. Своей психопатологической взбудораженностью и потребностью управлять остальными они сами же опровергают корневые заповеди и парадигму жизни своих пророков-основателей.

Еще один современный пример институциональной Тени на рабочем месте: когда в учебные аудитории вполне компетентных учителей, преподающих научные дисциплины, вторгаются некие предвзято настроенные «группы влияния», пропагандисты псевдонауки. Захватывая местные школьные комитеты, оказывая давление на руководство школ и на тех, кто пишет школьные учебники, эти неучи, не сведущие в столетиями накопленных знаниях или озабоченные их возможными теологическими импликациями, навязывают свои ценности квалифицированным профессионалам. И это не вопрос выбора между так называемым «разумным замыслом» (какая удачная игра слов, ибо кто может быть против «разума» или «замысла») и «эволюцией».

Первое звучит современно, даже стильно, а второе – навевает уныние, бесчисленными веками своего разворачивания. Скорей, теневым здесь будет движимое комплексом невежество, подменяющее метафоры теологии метафорами науки. И дело не только в том, что можно «верить» в обе метафоры, отвергать любую или обе из них, совершенно необходимо, чтобы осведомленная общественность понимала, что речь идет о метафоре, и видела разницу между теологическим умозаключением и терпеливым созиданием теории, ее тщательной проверкой и видоизменениями, когда начнут поступать противоречивые данные. Трудно поверить, что XXI век по-прежнему тащится в хвосте знания века XIX или намерен воспроизвести фиаско антидарвинистов в Дейтоне, штат Теннесси, в ХХ веке. (Не может не возмущать и тот факт, что даже президент Соединенных Штатов, призванный вести свободный мир в XXI век, бросает свое безграмотное слово на чашу весов в эти дебатах [85].) Невольно вспоминаются высокомерный епископ Уилберфорс, который в противоборстве мнений XIX века отстаивал дословное прочтение древних текстов и отвергал более умеренный подход ученого Томаса Гексли. После того как невежественный епископ попытался высмеять представление об обезьяне как нашем предке, Гексли дал свой знаменитый ответ:

…человеку нет причины стыдиться того, чтобы обезьяна считалась его дедом. Если бы был такой предок, воспоминаний о котором я устыдился, то им был бы человек… который, не довольствуясь сомнительным успехом в своей сфере деятельности, погружается в научные вопросы, не обладая подлинной осведомленностью в них. И все для того, чтобы своей бесцельной риторикой внести еще большую путаницу и отвлекать внимание слушателей от подлинного предмета обсуждения многословными отступлениями от темы и искусным обращением к религиозным предрассудкам [86].

Посыл философии и в большинстве случаев научной практики – истина до конца не выяснена, любая истина, которую мы открываем, вскоре устаревает, когда открывается более изощренный вопрос. Жить с сомнением, готовность сдать в утиль свои прежние гипотезы, открытость к противоречию – все это лежит в сердце и науки, и зрелой религиозной веры. Неспособность фундаментализма к самокритике, к исследованию зияющего провала между намерением и результатом основывается по большей части на неисследованном высокомерии и на защите, в значительной степени бессознательной, от сомнения. Однако Юнг указывал:

Люди, которые просто верят и не думают, постоянно забывают о том, что они тем самым постоянно открываются перед своим худшим врагом – сомнением. Там, где правит убеждение, на задворках прячется и сомнение. Но думающие люди приветствуют сомнение – оно служит им важной ступенькой к лучшему знанию… Верующему не следует проецировать сомнение, своего привычного врага, на мыслителя, тем самым подозревая того в разрушительных замыслах [87].