Коллектив авторов - Арт-терапия женских проблем

Другая значимая тема касалась отношений с партнером и близкими. Обычно проблемы, существовавшие в семейных отношениях до беременности, обострялись во время беременности. Поведение и ожидания родителей, мужа и других родственников нередко являлись для женщин источником стресса. Часто мужьям недоставало понимания женских чувств и проблем, и они не оказывали им должной поддержки, что приводило к отчуждению.

Как недавно родившая женщина, я испытывала потребность поделиться своим опытом с группой, однако я старалась делать это так, чтобы мое участие не мешало исполнению роли ведущей. Я решила не рисовать вместе с женщинами, но хотя бы один раз во время каждого занятия позволяла себе рассказать о своем опыте. Полагаю, что это было уместно. Я преследовала две цели: во-первых, пыталась показать группе, что не являюсь «образцово-показательной» матерью, которая может быть непогрешимым экспертом и учить других. Напротив, я стремилась показать, что также испытываю сложную гамму чувств – от эйфории до отчаяния. Я также решила познакомить участниц группы со своей статьей, в которой описала переживания, связанные с родами.

Второй целью раскрытия собственных переживаний было стимулирование обратной связи от женщин (получение сообщений о том, насколько занятия в группе для них полезны).

Среди психотерапевтов существуют разные мнения на счет того, должен ли ведущий делиться с клиентами своими чувствами. Такой известный автор, как И. Ялом, пишет по этому поводу следующее: «Пациенты приходят на встречи для решения своих вопросов, а не моих. В процессе работы группы время очень ценно… Не дело, если оно будет тратиться на то, чтобы выслушивать рассказы психотерапевта о его проблемах. Пациенты должны верить, что психотерапевты уже проработали свои личные проблемы» (Yalom, 1989, p. 164). Однако И. Ялом добавляет, что это является не более чем рационализацией, и сетует, что он чаще всего осознавал, что раскрывает свой опыт в общении с пациентами скорее недостаточно, чем чрезмерно: «Но когда я раскрывал себя в общении с ними больше, чем обычно, пациенты как правило получали от этого очень много, прежде всего потому, что они начинали осознавать, что я, как и они, пытаюсь решить те же человеческие проблемы» (там же). Как и И. Ялом, в процессе занятий я старалась сократить разрыв между формирующимися у женщин представлениями обо мне как о пациенте и как о непогрешимом эксперте (целителе).

Участницы группы испытали облегчение, убедившись в том, что другие женщины так же, как и они, далеко не всегда с легкостью принимают материнскую роль. Так, две женщины в группе тяжело переживали появление ребенка. Одна призналась, что ее «жизнь утратила прежний смысл». Другая женщина сказала, что раньше считала, что беременность будет протекать у нее идеально. Реальная беременность заставила ее отказаться от мифа о «естественности» материнства.

Тесно связанными с представлением о «естественности» материнства оказались мысли женщин о том, что такое «нормальное» и «адекватное» поведение во время беременности и родов. Несколько женщин отметило, что испытывали страх выражения своих чувств в присутствии медицинских работников – акушеров-гинекологов, медсестер и т. д. Они полагали, что их эмоциональные проявления не будут приняты и поняты.

Некоторые женщины боялись оказаться в родильном доме из-за страха, что их будут контролировать. Одна женщина призналась, что после родов чувствовала себя ужасно и боялась, что работники родильного дома заберут у нее ребенка, видя, в каком состоянии она находится. В конце концов, ее в родильном доме проконсультировал психиатр, но, как она сказала в группе, она скрыла свои переживания и говорила ему лишь то, что не могло вызвать подозрений в психическом расстройстве.

Другая женщина призналась, что ей было очень тяжело слышать от разных людей самые разные советы, порой противоречащие друг другу: «Масса людей говорила мне: «Ты должна», «Ни в коем случае не делай…», «Я бы на твоем месте сделала…»… Они капали и капали мне на мозги… Акушерка сказала: «Слушай, улыбайся и делай, как считаешь нужным». Но я решила никого не слушать, иначе это продолжалось бы бесконечно. Люди говорили мне, что беременность – это счастье и что я должна благодарить судьбу и радоваться. Но я совсем не испытывала радости… Точнее, испытывала, но совсем немного. На самом деле у меня было очень много вопросов, но я не могла никого спросить. Все это время мне было очень тяжело». В последующей беседе с этой женщиной обнаружилось, что она испытывала сильное чувство вины от того, что ее реальное состояние не соответствовало представлениям о том, что значит быть матерью.

Сьюзи призналась, что боялась оказаться в роддоме, потому что слышала «ужасные истории». Она полагала, что домашние роды будут менее травматичными. Она всегда боялась больниц и стремилась к тому, чтобы роды проходили дома, чтобы самой контролировать весь процесс. Она опасалась потерять контроль над родами и над своим телом.

Другая женщина – Энн – высказала похожие опасения по поводу медицинских учреждений в целом: «Роды в родильном доме похожи на конвейер, Вы меня, наверное, понимаете. Дома совсем по-другому. Рядом твои близкие, не надо никуда спешить». Она сказала, что старается не думать о родах, потому что эти мысли ее травмируют.

Еще одна женщина призналась, что чувствовала, будто медицинские работники вынуждают ее делать то одно, то другое, и что у нее даже появилось ощущение, что ее тело ей уже не принадлежит: «Мне каждую минуту кто-то говорил, что мне нужно делать». Чуть позже она сказала: «У меня совсем нет времени для себя. У меня такое ощущение, будто я живу жизнью других людей, это ужасное чувство».

Некоторые женщины отмечали, что боятся испытать негативные чувства, считая, что это может повредить плоду, или что из-за сильных переживаний может произойти что-то плохое. В группе также были высказаны опасения по поводу возможного развития послеродовой депрессии. Мать Кетрин пережила послеродовую депрессию, и Кетрин боялась, что у нее также может развиться подобное состояние.

Реакции на беременность включали опасения утраты женской привлекательности. Одна женщина призналась: «До беременности я несколько лет красилась в блондинку. Во время беременности я решила не утруждать себя больше тем, чтобы краситься, остригла волосы и вернулась к естественному цвету волос. Но когда я это сделала, мне стало противно, и я решила вновь стать блондинкой. Я заметила, что окружающие, мужчины прежде всего, да и женщины тоже, более положительно относятся к блондинкам. Они чаще улыбаются, когда ты блондинка».