Елизавета Павлова - Почему мне так хреново, хотя вроде бы всё нормально

Но только постепенная и бережная проработка приносит долгосрочный эффект.

По-другому не выходит.

Я пробовала.

Не выходит.

В нашем обществе есть одно из негласных табу: разговаривать о чувствах. Клиенты, еще не привыкшие к «психологическим штучкам», на вопрос: «А что ты почувствовал?» – в ответ смотрят на тебя с искренним удивлением и непониманием. И на вопрос о собственных чувствах отвечают одинаково: «Мне было неприятно», «плохо мне было». А, ну вот еще недавно в моем личном хит-параде ответов появился вариант: «дискомфортно». Когда психолог задает уточняющие вопросы, клиент искренне удивляется: а это-то зачем? Мне же просто плохо. Ну сделайте что-нибудь. Чтобы перестало быть просто плохо и стало просто хорошо. Ты ж специалист, психолог, тебе деньги плачены.

Так не бывает. Превратить «просто плохо» в «просто хорошо» без того, чтобы разобраться и детализировать внутреннюю ситуацию клиента, – невозможно. Представьте себе такую ситуацию. Приходит пациент к врачу и говорит: «Да у меня просто болит». На вопросы о локализации и характере боли – возмущается: «При чем тут это!» Если же врач задает вопросы о, казалось бы, не связанных с болью предметах (работе, питании, режиме, заболеваниях в роду) – презрительно усмехается: «Ну вот, опять эти ваши медицинские штучки». Ты ж врач, ты лечи давай, а не спрашивай о постороннем.

А для психолога трудность заключается еще и в том, что в современном повседневном языке практически отсутствуют слова, выражающие эмоции и чувства. Иногда мне кажется, что все богатство возможностей русского языка съежилось до «плохо», «хорошо» и «нормально». А ведь, к примеру, даже отрицательные чувства и эмоции имеют в русском языке множество наименований: ярость, гнев, обида, грусть, подавленность, раздражение, тоска, апатия, презрение, печаль, тревога, брезгливость, ненависть, скорбь, уныние, разочарование, омерзение, скука, обида, возмущение, отвержение, боль, горе, брошенность и т. п. Сравните это со скупым: «Дискомфортно мне. Плохо».

Даже в ответ на прямой вопрос о чувствах люди часто не отвечают прямо. В ответ на «что ты чувствуешь?» или «что с тобой происходит?» они просто начинают рассказывать истории из жизни: «И тогда начальница стала против меня интриговать, и меня выгнали с работы, а на мне висел большой кредит…», «Муж сперва начал выпивать, потом ушел к другой женщине, а я осталась одна с тремя детьми…». Рассказчик подразумевает, что все тут понятно! Ты спрашиваешь, что со мной – ну вот это со мной и случилось. Ведь ушел же муж, а не Нобелевскую премию получил и принес в семью. Значит, что-то плохое должно переживаться, да? Для психолога, как ни странно, это не очевидно, и он задает вопросы: «Скажите, а что вы чувствуете, когда мне об этом рассказываете?» Остановившийся взгляд, удивление на лице. «Ну как это – что чувствую? – удивляется клиент. – Плохо. Мне было плохо. Дискомфортно. И неприятно».

Есть разница между «рассказать историю» и «описать свои чувства по поводу случившегося». История – это последовательность фактов. Кто куда пошел, что сделал, чем закончилось. Чувства – это отношение к ним человека. Отчасти потому и не срабатывает совет «рассказать друзьям, вместо того чтобы сходить к психологу». Друзьям будет рассказана история – то есть последовательность действий, а о своих чувствах и переживаниях по поводу случившегося ни сам рассказчик сказать не додумается, ни выслушивающий его друг не спросит. Но именно обсуждение чувств и может принести облегчение в болезненных переживаниях, а не сотый пересказ знакомой истории.

Есть такое понятие – алекситимия, то есть невозможность распознавать и выражать свои эмоции. Соответственно, проблема заключается в том, что либо человек свои чувства и эмоции не узнает, либо – как безъязыкий: что-то смутное переживает, но назвать их человеческими словами не в состоянии.

Ни один человек не рождается, сразу умея назвать все эмоции правильными словами. Сперва они для него сливаются в единый «дискомфорт»: младенчик, которому что-то не понравилось, истошно голосит, а молодая мама мечется – что не так? Мокрый? Кушать хочет? Животик болит? Неудобно? Постепенно мама научается слышать в крике малыша конкретный запрос (вот так детеныш вякает, когда проснулся и хочет внимания, а вот так неудержимо орет, когда голоден и требует молока). Когда ребенок еще подрастет, то мама обучит его словам, которыми мы, члены социума, кодируем свои чувства: «ты злишься», «ты обиделся», «тебе больно», «ты растерян» и т. п. То есть именно родители обучают ребенка тому, как называются чувства, им переживаемые. Неназванные чувства так и остаются для человека смутным, неясным внутренним волнением, которое он может только грубо отнести к спектру «хорошее», «плохое» или «да вроде все нормально».

• В некоторых семьях существуют « табуированные чувства » – например, «на маму злиться нельзя!». И, что совсем уж потрясающе, некоторые семьи даже гордятся этим. Дескать, мы не злимся, не обижаемся, никогда не раздражаемся, не повышаем голос… а что у ребенка аллергия, муж изменяет напропалую и мама-невротик – ну, бывает. Зато мы культурные и приличные люди и не злимся друг на друга. Нет, нет, мы совсем не злимся.

• Иногда родителям просто не кажется важным расширять « алфавит чувств » ребенка. Отличает он «плохо» и «хорошо» – ну и ладно. Важнее научить его всем школьным наукам (да чтобы пятерки приносил) и хорошему поведению. Для мальчиков заготовлено объяснение «да что ты как баба» (мальчики не плачут, не переживают, они четко и по-пацански рапортуют: «Так точно!»). К девочкам обычно относятся снисходительнее: им можно и плакать, и переживать. Но нужно помогать разобраться юному человеку, что творится в его или ее душе, к чему родители обычно не стремятся. Достаточно того же ассортимента из «плохо», «хорошо» и «нормально».

Часто умение разбираться в собственных ощущениях и переживаниях представляется «несерьезным». Вот материальные ценности, успехи в учебе и социальные достижения – это да, это можно «на хлеб намазать». А чувства… П-фе. Пусть ими лоботрясы всякие занимаются, богема и иждивенцы.

В этом корни ситуации, когда человек, казалось бы, полностью социально успешный, обеспеченный, умный и состоявшийся – несчастен. Его всю жизнь учили быть социально адаптированным в обществе, достигать успеха и достатка. Теперь, когда все это получено, человек оглядывается назад, и оказывается, что «радио есть, а счастья нет» (Илья Ильф). Он всегда жил, говоря себе: «Соберись, тряпка! Нечего страдать, дело надо делать». И, не умея разбираться в собственных чувствах, оказался героем поговорки: «Тот, кто долго карабкался по лестнице успеха, может обнаружить, что она прислонена не к той стене». И, что самое-то страшное, у него нет даже слов, чтобы это выразить, и нет привычки прислушиваться к своим чувствам, чтобы понять, что с ним происходит.