А. Славская - Основы психологии С. Л. Рубинштейна. Философское обоснование развития

Сознавая необходимость их разрешения, он и осуществляет свое философское открытие. Несомненно, что наиболее трудным, при нахождении в стенах Марбургской школы, стремящейся возродить на новой основе учение Канта, оказалось преодоление его положения о бытии как внешней данности объекта, о внешности соотношения познания и объекта.

С. Л. Рубинштейн «встраивает» бытие человека «внутрь» бытия, в целом – всей Вселенной. Но человек включается им в бытие не в качестве еще одного рядоположенного другим объекта. Реализация человеком своей особой позиции в бытии осуществляется им как субъектом, проникающим своим познанием в сущность объекта («внутрь»), преобразующим, внедряющимся своим действием в объективную действительность, воздействующим на другого человека, усиливая, поддерживая сущность последнего. Основные идеи, объединенные в целостную систему философской антропологии, разработанную на принципиально новой онтологической основе, С. Л. Рубинштейн формулирует в работе, условно обозначенной «Ранние рукописи», относящейся к периоду 1910–1920-х годов: марбургского и постмарбургского – одесского этапа становления его как философа [7] 1. Эта работа, изложенная в 4 объемных тетрадях, расшифрована К. А. Абульхановой только частично и опубликована. Большая часть работы до сих пор не расшифрована (и не опубликована) в силу ряда трудностей. Однако К. А. Абульханова, зная способность своего учителя излагать целостную систему, справедливо представила этот текст как емкое изложение всей концепции. По этой причине мы при цитировании опираемся на текст С. Л. Рубинштейна, опубликованный К. А. Абульхановой (Сергей Леонидович Рубинштейн. Очерки. Воспоминания. Материалы, 1989. С. 19–20). .

С. Л. Рубинштейн пишет:

«1) Отношение мое к человеку (щедрость, искренность) – вот это не что иное, как „раскрепощение“ бытия другого человека в результате не отчуждения, а соучастия; в результате моего отношения он не сводится к совокупности отношений, а обретает бытие в себе.

2) Мое действие: его внутреннее содержание (курсив мой. – А. С. ) образует то отношение, которым формируется и тот, на которого оно направлено, и я сам.

3) Природа людских отношений и чувств (любовь).

Бытие объекта этого воздействия и отношения, его преобразование и изменение, когда, вызывая в моем действии его данность, я реализую его сущность.

4) Когда объектом моего воздействия становится другой человек, задача в том, чтобы через мое воздействие на него, преодолевающее его отчужденность, негативную независимость при всех отношениях данности, вызвать его к самостоятельному бытию; для этого нужно, ломая и в условиях его существования, и в нем самом то, что искажает его человеческую сущность, таким образом утверждать его бытие. Это то бытие, в котором осуществляется его собственная сущность, но он обретает ее через меня (и в какой-то мере я – через него) [8] 2. На полях: «Отсюда развитие педагогики иного стиля: формирование человека через отношение к нему, воздействие на него». .

5) Бытие субъекта: оно в этом действии не только проявляется, но и формируется; сама сущность его не только реализуется, не только формируется и развивается, но и изменяется (искажается или поднимается на высшую ступень). Расхождение (и схождение) сущности и ее осуществления раскрывается через действие субъекта (курсив мой. – А. С. ) в виде долженствования, которое реализуется волей человека, поскольку она общественная воля.

Принцип усиления моим действием бытия другого субъекта по существу аналогичен идеальному отношению познания к объекту. Подлинность бытия объекта – не в его внешней данности и независимости в этом смысле от познания, а в закономерности, „обоснованности“ субъектом его содержания. Поэтому, когда познание взрывает независимость от субъекта, внешнюю данность объекта, он (объект) в этом процессе познания, проникающего в свой предмет, не теряет, а обретает свое подлинное бытие. Таким образом теория познания и теория действия исходят из того же принципа (курсив мой. – А. С. ). К тому же сам процесс познания своими истоками и результатами включается в процесс действия» (Абульханова, 1989, с. 19–20) [9] В статье К. А. Абульхановой в сборнике «Сергей Леонидович Рубинштейн. Очерки. Воспоминания. Материалы» (М., 1989) впервые цитируются отрывки из ранних философских рукописей С. Л. Рубинштейна. К их числу относится отрывок на с. 27–28. .

Кроме этой рукописи, своеобразной «аннотацией» Рубинштейна всей своей философской концепции является статья 1922 г. «Принцип творческой самодеятельности».

Итак, уже в своей самой ранней работе С. Л. Рубинштейн раскрывает категорию человека как субъекта в триаде его отношений с бытием – этического, познавательного, деятельностного, т. е. отношений к другому человеку, к объекту познания и деятельности как преобразующее бытие отношение. Последовательность рассмотрения этих отношений начинается не с познания, а именно с этического отношения.

Во-первых, это навеяно идеями Марбургской школы, прежде всего Г. Когена. Идеи рубинштейновской философской системы в скрытом виде заключены и в его статье, посвященной Г. Когену в ее собственно философской и этической части. Последний, развивая кантовский нравственный императив и принцип автономии в этике, создает концепцию этического социализма. Подробный анализ этой концепции и ее критическая интерпретация дается в специальной статье С. Л. Рубинштейна «О философской системе Г. Когена», написанной позднее.

Во-вторых, Рубинштейн разрабатывает онтологическую концепцию. В ней он сразу реализует монистический подход к человеку как субъекту. Триада же его отношений, кроме того, начинается с этической проблемы, потому что в этической концепции Когена отсутствует главное – характер отношения к другому человеку, а именно любовь как деятельностное позитивное поддержание, усиление его сущности. Если Коген в конце концов сближает субъекта с юридическим лицом, а его деяние – с правовым, то Рубинштейн не только не обедняет этическое, сводя его к законодательному праву, но наполняет его нравственно позитивным – помогающим другому действием, заботой о достижении другим своей истинной сущности.

Критика Когена в подробном развернутом виде представлена Рубинштейном в статье «О философской системе Г. Когена», посвященной проблемам познания, логики, научного познания и этики [10] Детальный анализ этой статьи, проделанный при работе с архивом, представлен в дипломной работе автора. . Коген, согласно Рубинштейну, ставит своей задачей возрождение кантовской системы, но, кроме ее решения, он восстанавливает «основные мотивы идеалистических систем послекантовской философии, особенно… фихтевской и гегелевской, вплоть до фихтевского понятия порождения» (Рубинштейн, 2003б, с. 431–432).