Ирина Млодик - Приобщение к чуду, или Неруководство по детской психотерапии

– Нет, это значит, что мне лучше сейчас умереть, чем жить такой плохой. Я заслуживаю только этого и ада после того, как умру. Но я такая трусливая, что даже умереть боюсь, – говорит Она очень серьезно, твердо и печально.

Я оборачиваюсь к маме, которая при этих словах даже перестает пытаться удерживать уже неудержимые слезы. Мы долго разговариваем с ней о том, что для нее важнее всего, про ценность жизни, школьных оценок, психического здоровья ребенка, ее будущего, ее настоящего. В ее голове, судя по всему, многое проясняется.

С дочерью мы встречаемся всего несколько раз, и за это время Она «открывает» для себя давно существующие таланты, критически разбирается со своей «плохостью», признает себя красивой и отказывается от решения умереть. Она сталкивается со своим паническим страхом оценивания «со стороны», отчасти проживает его, когда мы играем в учительницу и ученицу. К Ней возвращается энергия и робко просыпается вера в себя.

Надо отдать должное Ее маме, теперь поддерживавшей Ее в неудачах, которые случались все реже, и радовавшейся Ее успехам.

Страшно только то, что для этого нам обеим потребовалось заглянуть в глаза ада ее дочери. И хорошо еще, что мы успели это сделать.

Разницу в родительском подходе к воспитанию, а значит, и в подходе общества, мне удалось хорошо почувствовать, неоднократно бывая в Америке. Любой американский ребенок, учась плавать, занимаясь балетом, пением, спортом, будет непрерывно слышать похвалы и поддержку в свой адрес. «Хорошая работа! Отлично! Здорово! Потрясающий удар! Замечательно!» – слышит ребенок практически после каждого, на самом деле не всегда такого уж замечательного, своего проявления. И дети не становятся от этого менее старательными, наоборот – у них есть стимул пробовать себя в разном, и им очень важно быть успешными.

Успех – один из важных критериев американской жизни, и из детей с самого младенчества растят успешных граждан общества, веря в их таланты и возможности и всячески поддерживая в детях стремление к их проявлению и раскрытию.

Моя американская племянница в свои тринадцать лет сказала: «Когда я вырасту, я буду великой оперной певицей, великой писательницей и великой баскетболисткой». «Конечно», – только и ответил ее американский папа. Только и всего. Никаких тебе: «Так не бывает! Какая оперная певица с твоим голосом?! Баскетбольный мяч уже год как в руки не брала! Ты сначала читать-то толком научись, потом уже в писательницы собирайся! И почему великой? Что, мания величия спать ночами не дает?» и т. д. Простое «конечно» позволит ей стать тем, кем она захочет и сможет сама. Возможно, не тем, не другим и не третьим. Но кем-то, кто будет уверен в том, что способен на многое.

Завышенная самооценка вовсе не означает, что ребенок реально оценивает себя выше всякой меры (как иногда кажется учителям и родителям), а значит лишь то, что на самом деле она у него все равно занижена, и то, что может представляться вовне как неумеренная похвальба и высокомерие на поверку оказывается всего лишь компенсацией собственной неуверенности или протестом против массы негативных оценок извне.

Только реальная вера в то, что любой человек хорош сам по себе вне зависимости от его умений и стараний, может многое изменить в его картине мира, а уж поддержка и некритичная заинтересованность в его деяниях и проявлениях совершают просто чудеса!

Таланты маленького человечка – это зерно, из которого может вырасти самое диковинное растение. Поддержка и вера – это удобрение для него, критика – это ненастье, ветер, дождь, снег. И если ветер дует слишком сильно и слишком часто, то зерно может так никогда и не взойти.

Большинство здоровых людей устроены так, что они смеются, когда им весело, плачут, когда им грустно, страдают, когда им больно, ругаются и кричат, когда их что-то разозлит. И это естественно, правда?

Карапуз в цветастом комбинезоне радостно осваивает мир на неокрепших ножках, но закон земного тяготения действует даже на симпатичных малышей, и он шлепается в ближайшую лужу, слегка покрытую льдом. Не то чтобы он очень ударился – скорее, испугался, и слезы уже ударили в нос… Реакцию большинства российских мам можно предугадать: раздраженный тон или крик «Я же говорила, надо осторожнее! Зачем ты туда полез?». И вот уже совсем страшно, потому что и так все непонятно и неожиданно, а еще мама так кричит, так злится…

Взрослые не могут не злиться, но почему-то считают, что это нехорошо. Наверное, потому, что когда они сами были детьми, им запрещали злиться их мама и папа. Ругаться, драться и кричать – неприлично, неинтеллигентно, неправильно.

Детей добрых и тихих и сейчас больше любят учителя, реже ругают родители. Как все-таки странно, что взрослые всех поколений учат своих детей тому, чему зачастую не следуют сами.

В их семье не принято было злиться. Если кто-то и позволял себе что-то подобное, то, видимо, как-то очень тихо или вообще «про себя». Возможно, поэтому Он не очень представлял себе – как это, когда злятся. Но в школе, куда Он пошел, почему-то злились многие. Когда учителя повышали голос, Он вжимался в парту, тело цепенело, в желудке что-то сжималось от ужаса, и хотелось только одного – стать невидимкой. Перемена не приносила облегчения. Если удавалось пробраться незамеченным в проем в стене и отсидеться там – это был успех. Чаще всего не удавалось. От язвительных замечаний, издевательств и откровенных ругательств обида подкатывала прямо к глазам, но плакать было нельзя, тогда вообще проходу не дадут. Хуже всего, когда доставалось по шее портфелем или от внезапной подножки растягивался на полу, – все так дружно гоготали, и от обиды забывалось даже разбитое колено.

В итоге Он перестал ходить в школу: просто больше не мог. Когда лежал дома и лечил невесть откуда взявшийся гастрит, а когда просто саботировал тихие мамины уговоры, уходя все глубже в свою депрессию. Единственное, что увлекало Его и позволяло хоть как-то оживиться, – это изучение оружия, и чем оно совершеннее и мощнее, тем больше интереса. Вполне вероятно, что именно так внутри Него жила Его агрессия. No не помогала Ему выживать.

Мы общались с Ним целый год, и были определенные успехи: и гастрит реже, и школа чаще, и настроение веселее. А когда в работу включилась мама, прошедшая «родительскую» группу и приглашенная на совместную группу «родители-дети», нам удалось одолеть еще одну ступень. «Как я могу ждать от него, что он начнет защищаться и противостоять тому, что происходит в школе, когда сама не умею делать ничего подобного? Надо начать с себя!» – сказала эта замечательная мама и впервые вступилась за своего сына, поговорив с родителями одноклассников.