Лидия Божович - Личность и ее формирование в детском возрасте

Возникает также предположение, что, может быть, не допускаются в сознание любые , вступившие в конфликт между собой аффективные тенденции, если этот конфликт мучительно переживается человеком.

Ведь нам хорошо известны случаи, когда человек в силу каких-либо обстоятельств или соображений решается на преступление, но не может его осуществить в силу непосредственного внутреннего сопротивления, основанного на глубоко и органично усвоенном им нравственном принципе. [33] См. замечательные в этом отношении страницы у В. Г. Короленко («История моего современника», Кн. 1 и 2. – М., 1948. – С. 389–390). Он описывает и анализирует явление, когда у человека «рука не поднимается» совершить поступок, который кажется ему правильным и необходимым, но который противоречит бессознательно усвоенному им нравственному опыту. «…Мне часто приходило в голову, – пишет он по этому поводу, – что очень многое было бы у нас иначе, если бы было больше той бессознательной, нелогичной, но глубоко вскоренившейся нравственной культуры, которая не позволяет некоторым чувствам слишком легко, почти без сопротивления, следовать за “раскольниковскими” формулами» (то есть формулами Раскольникова. – Л. Б. ).

Анализ сознательных аморальных и неосознанных моральных стремлений в художественной форме дает Ф. М. Достоевский в «Преступлении и наказании», и многие современные писатели, которые изображают некоторых нацистов, оказавшихся не в силах вынести свое же собственное зверство, совершаемое во имя фашистских идеалов. Наконец, может быть, область бессознательных психических процессов и переживаний гораздо шире и многослойнее, чем это представлялось З. Фрейду, а та сфера бессознательного, которую нащупал З. Фрейд, пользуясь психоаналитическим методом, составляет лишь его незначительную часть, не имеющую существенного значения для нормального человеческого поведения? В этом случае надо было бы найти какие-то другие механизмы и закономерности для объяснения происхождения бессознательных психических процессов, раскрыть иное их содержание и иную их функцию.

Однако все эти вопросы в корне подрывают основные устои фрейдовского учения, и он их даже не ставит. Столкнувшись с фактами, противоречащими его взглядам, З. Фрейд пошел не по линии пересмотра своего учения, а по линии его приспособления к этим фактам.

При этом он делал допущения, совершенно не опирающиеся даже на психоаналитически добытые факты. Так, например, ему пришлось допустить, что полным комплексом Эдипа обладают не только невротики, но и все люди вообще. Для этого допущения З. Фрейд не имел никаких фактических оснований, но он был вынужден его сделать, так как в противном случае выдвигаемая им концепция происхождения бессознательных моральных стремлений и чувств (которыми обладают в той или иной степени все люди) не могла быть построена, а следовательно, не могла быть спасена и вся его психоаналитическая система.

Не касался Фрейд и таких вопросов, как, например, вопроса о времени наиболее интенсивного формирования в человеке его духовных идеалов. Ведь если идеальное Я представляет собой реактивное образование на влечение «эдипова комплекса», то почему же оно развивается и формируется главным образом в юношеские, а иногда даже и в зрелые годы, а не в раннем детстве, как это было бы можно ожидать с точки зрения выдвигаемого З. Фрейдом объяснения? Он совсем обошел молчанием и тот факт, что бессознательными могут быть и весьма рациональные и продуктивные процессы мышления. Таким образом, центральное звено психоанализа – учение о бессознательном – оказалось беззащитным перед лицом фактов.

Но З. Фрейд не захотел и не смог отказаться от своей идеи о происхождении бессознательного, его функции и роли в жизни человека. Он понимал, что с крушением этой идеи наступит крушение и всей психоаналитической концепции личности и всего фрейдизма как социально-философского учения.

Вернемся теперь к анализу методов психоаналитического исследования личности и степени научной достоверности тех фактов, на основе которых выводы, сделанные в отношении невротиков, переносятся З. Фрейдом на нормальных, здоровых людей.

Нам кажется, что не будет ошибочным утверждение, что никаких твердых научных оснований он для этого не имел; «перенос» сделан им совершенно необоснованно. Однако сам З. Фрейд убежден, что все его выводы строятся на прочном фактическом основании: Во-первых, на основании толкования сновидений, Во-вторых, на анализе ошибочных действий людей – оговорок, описок, утери вещей, спотыканий и т. д.

Остановимся на первом методе, составляющем как бы фундамент психоаналитического исследования.

Допустим, что мы даже признаем правомерной и убедительной технику толкования сновидений, и вслед за З. Фрейдом придем к выводу, что у человека во время сна при резко сниженной деятельности коры действительно высвобождаются и начинают действовать какие-то примитивные потребности и стремления.

Но, спрашивается, разве этот факт дает право на утверждение, что поведение и деятельность нормального, здорового человека в бодрственном состоянии управляется теми же примитивными потребностями и стремлениями? Что именно они представляют глубокую, истинную сущность человека? Такой вывод неправомерен прежде всего с логической точки зрения, так как здесь имеется замкнутый круг: надо доказать, что сознательные процессы не являются определяющими в жизни и деятельности человека, что на самом деле здесь царствуют процессы бессознательные, инстинктивные, а для доказательства люди берутся в том состоянии, когда у них выключены именно эти сознательные процессы.

Но еще более неправомерным этот вывод является с фактической стороны.

Приведя результаты анализа тех немногих сновидений нормальных людей, которые З. Фрейду удалось сделать, он замечает, что сами лица, видевшие сон, «решительным образом неполным правом(разрядка наша. – Л. Б. ) отвергают желания, которые мы им приписываем на основании нашего толкования» [188, с. 150]. Один из них, возражая З. Фрейду, говорил:

«Основываясь на сновидении, вы хотите доказать, что мне жаль денег, потраченных мной на приданое сестры и воспитание брата? Этого быть не может; я только на них и работаю, у меня нет в жизни никаких других интересов». А одна из женщин, сон которой также был подвергнут толкованию, с возмущением воскликнула: «Я, по-вашему, желаю смерти моему мужу?! Ведь это возмутительная нелепость! Вы мне, пожалуй, не поверите, если я стану вас уверять, что у нас самый счастливый брак. Но это еще не все; ведь согласитесь, что его смерть лишила бы меня всего, что у меня есть в жизни». Иначе говоря, З. Фрейд сам утверждает, что лица, которым он, основываясь на анализе их сновидений, пытался приписать определенные бессознательные желания, «…утверждают нечто прямо противоположное тому желанию, которое мы у них открыли, и могут доказать нам это всем своим поведением и образом жизни(разрядка наша. – Л. Б. )» [188, с. 150].