Лидия Божович - Личность и ее формирование в детском возрасте

По существу, уже у А. Адлера и К. Юнга движущие силы поведения человека представляют собой явления социального порядка, хотя сами они рассматривали эти силы как врожденные, первичные влечения.

Как это часто бывает в науке, теоретически ложные концепции А. Адлера и К. Юнга тем не менее выделили реальные психологические факторы развития, которые при правильном их понимании действительно могли бы стать отправной точкой для научной критики фрейдизма. Беда этих психоаналитиков заключалась в том, что они, оставаясь в плену исходных позиций З. Фрейда, пытались рассматривать найденные ими факторы, имеющие социальное происхождение, как некоторые первичные, изначально данные влечения. Это делало их общие построения не только менее последовательными, чем психоанализ З. Фрейда, но и более теоретически реакционными, так как они биологизировали (или мистифицировали) социальные человеческие потребности, которые выдвинули в качестве основных сил психического развития.

Например, А. Адлер правильно выделил присущее человеку стремление завоевать себе определенную социальную позицию и правильно оценил огромную силу этого стремления. Но из того факта, что человек с самого раннего детства начинает стремиться найти свое место среди окружающих его людей, А. Адлер сделал вывод о том, что человеку якобы изначально присуще стремление к могуществу, к власти.

Беда А. Адлера заключалась в том, что он исходил в своих теоретических посылках из ницшеанской философии, а в своих конкретных наблюдениях – из особенностей развития ребенка в условиях общества с такой общественно-экономической формацией, при которой действительно стремление человека занять определенную социальную позицию выражается, как правило, в стремлении к самоутверждению, к могуществу, к власти. Таким образом, не поняв, что открытая им движущая сила развития является лишь конкретно-исторической формой выражения подлинной социальной потребности человека найти свое место в жизни, в обществе, А. Адлер стал рассматривать самоутверждение как всеобщее и изначально присущее людям инстинктивное стремление.

К. Юнг также верно подметил огромную силу социальных по своей природе, хотя и не всегда осознанных, нравственных стремлений человека. Именно эти нравственные стремления и переживания, часто действующие не только автономно, то есть независимо от сознательно принятых намерений, но даже вопреки им, К. Юнг и сделал еще одной (наряду с сексуальным влечением) силой, определяющей психическое развитие человека. Казалось бы, убедившись на опыте в значении часто неосознаваемых самим человеком нравственных установок и переживаний, следовало бы прежде всего попытаться понять их действительную природу, то есть психологические механизмы образования и функционирования этих установок. Однако К. Юнг, подобно А. Адлеру, уклонился от решения этой задачи. В соответствии со своим философским мировоззрением и не располагая необходимыми для научного анализа материалами, он предпочел увидеть в этих явлениях не глубоко (до степени «инстинкта») усвоенные нормы и правила общественной морали, а опять-таки первичную врожденную категорию божественного происхождения. Таким образом, в анализе движущих сил поведения человека, их происхождения и развития К. Юнг оказался еще менее состоятельным, чем З. Фрейд, так как последний все же попытался со своих позиций (через понятие сверх-Я, привлекая «комплекс Эдипа», процесс «отождествления» и «вытеснения») объяснить логику и механизм возникновения неосознанных моральных стремлений, а К.Юнг просто отнес их за счет божественного начала, присущего человеку.

Однако, на наш взгляд, нет существенного различия в том, приписаны ли эти факторы к разряду инстинктивных биологических (как это сделал А. Адлер) или к разряду божественных сил, заложенных в человеке (у К. Юнга). Важно, что и в том и в другом случае они рассматривались как нечто первичное, раз и навсегда данное, метафизическое, действующее в человеке по своим, им самим присущим закономерностям, независимым от внешней действительности и воспитания. Такая позиция лишила указанные психоаналитические концепции возможности дать правильное научное объяснение социальной природы человеческой психики.

У современных неофрейдистов, родиной и плацдармом которых являются США, психоанализ еще более явно приобретает социальную направленность. Эта социализация и степень отхода от «классического» психоанализа различна у различных авторов. Например, К. Хорни значительно ближе стоит к нему, чем, скажем, Г. Салливен, который настолько отошел в ряде своих положений от фрейдизма, что с известным основанием его можно даже не причислять к разряду неофрейдистов. Однако если рассмотреть его взгляды по существу, то станет очевидным, что фундаментом развиваемых им положений служит все же психоанализ З. Фрейда, которому он обязан и общим подходом к психологии личности человека, и теми отправными понятиями, на которые он опирается. Поэтому при рассмотрении некоторых прогрессивных тенденций среди современных крупных неофрейдистов мы будем иметь в виду и концепцию Г. Салливена.

Причину того, что современный неофрейдизм сделал решительную попытку внести в психоанализ социальную трактовку человеческих конфликтов, некоторые психологи (например, К. Халл и Г. Линдсей [216]) видят в том влиянии, которое оказали на него быстро развивающиеся социальные науки и, в частности, социальная психология. Другие (к ним относятся и наши социальные психологи – Е. В. Шорохова, Н. С. Мансуров) склонны рассматривать этот поворот как дань моде, как уступку общественному мнению и на этом основании отрицают действительность такого поворота; они рассматривают положения неофрейдистов о социальной обусловленности психики человека как простую декларацию, ничего не дающую для понимания социальной природы человеческой личности.

По-видимому, оба указанных обстоятельства – и развитие социальной психологии, и требования общественного мнения – действительно имели влияние на неофрейдизм, однако не они были решающими. Обратиться к анализу «интерперсональных отношений» и признать существенное значение социальной среды современных психоаналитиков заставили прежде всего факты. Дж. Б. Фурст правильно заметил, что поворотом в сторону «социализации» психоанализ обязан практическому опыту. Именно практический опыт, согласно его точке зрения, постоянно убеждал психоаналитиков, что внешний социальный мир играет значительно большую роль в человеческих конфликтах, чем это думал З. Фрейд [191, с. 93]. Недаром среди ученых, ставших на путь «социализации» фрейдовской концепции личности, наиболее крупные фигуры, создавшие этот поворот, – К. Хорни, Э. Фромм, Г. Салливен – были практикующими психиатрами. Анализируя проблемы, стоящие перед пациентами, они постоянно наталкивались на межчеловеческие отношения как на источники, порождающие «человеческие проблемы» и приводящие к патологическому изменению в поведении и личности людей, обращавшихся к помощи психоанализа. У одних это были семейные конфликты, у других – конфликты, связанные с работой и положением в обществе. Но наиболее острыми и труднопреодолимыми были конфликты человека с самим собой, со своими притязаниями, с переоценкой или недооценкой своей личности. Такого рода конфликты, возникающие в связи с нереалистическим представлением о своем Я и столкновением этого представления с действительностью, по мнению многих неофрейдистов, составляют центральный внутренний конфликт личности. Именно в конфликте между «самоидеализацией» и «самореализацией», говоря словами К. Хорни, они видят источники «внутренних неурядиц», которые часто делаются неустранимыми. Из осмысливания такого рода данных, как нам кажется, и родились наиболее интересные и содержательные концепции личности таких психоаналитиков, как К. Хорни, Э. Фромм и Г. Салливен. Так, например, К. Хорни выдвинула положение о значении, которое имеет для формирования личности соотношение между «реальным» и «идеализированным Я», а Г. Салливен пытается проследить влияние различного рода ранних «персонификаций» (эмоционально насыщенных образов о себе и других людях) на формирование характера.