Галина Иванченко - Идея совершенства в психологии и культуре

Так, Орем отмечает и обосновывает связь эстетического удовольствия и новизны звучания; отыскивает виды и принципы числовых соответствий, обусловливающих воспринимаемую красоту звуков. Он говорил о «несоизмеримости» движений небесных тел: такого рода несоизмеримые, иррациональные движения, по его мнению, дополняют гармонию отношений, выражаемых целыми числами (например, соотношения между величиной небесных тел). Полемизируя с теми, кто считал признаком истинной красоты возможность выражения отношений рациональными числами, Орем утверждал: благодаря сочетанию соизмеримого и несоизмеримого проистекает большее совершенство, ибо «равномерное получает от иррационального разнообразие, а иррациональное не остается лишенным должной равномерности» (цит. по: Зубов, Зубова , 1985, с. 312). Применительно к музыке Николай Орем считал бесконечную изменчивость несоизмеримых соотношений средством обогащения красоты мелодий, при том что в отношении созвучий и ладов Орем был консервативен. Он настаивал на постоянстве («униформности») высоты звуков; источником же разнообразия могут являться, согласно Орему, интенсивность звука и контраст звучностей.

Категория «разнообразие» (varieta, varietas в итальянских и латинских текстах эпохи) стала впоследствии одной из наиболее общих в ренессансном мышлении. Как и взаимодополнительная к ней «concinnitas» (гармоничность, симметричность, упорядоченность, завершенность), «varietas» рассматривалась в качестве творческого принципа теоретиками музыки и живописи этой эпохи (см.: Коледа , 1992). Радикально изменилось и этическое отношение к разнообразию как ценности по сравнению со средневековым осуждением многообразия как проявления индивидуальности, как смешения святого и светского.

Переход от Позднего Средневековья к Новому времени характеризовался значительной потерей популярности спекулятивного богословия и, наоборот, пробуждением личной набожности. Например, знаменитый Фома Кемпийский утверждал: «Ко всякому совершенству в этой жизни какое-либо несовершенство привязано, и всякое умозрение наше не без темноты бывает. Смиренное самосознание вернее ведет к Богу, чем глубокое исследование в науке. Не требуется осуждать науку или познание о вещах: знание само по себе добро и от Бога установлено; но всегда предпочитать ему должно добрую совесть и жизнь добродетельную» ( Фома Кемпийский , 2004, с. 7).

Движение Реформации, приведшее к появлению различных протестантских церквей, началось со стремления к совершенству (акцентирование совершенства Бога и ничтожности человека, приводящее к фидеизму) и закончилось просто совершенствованием (в либеральном протестантизме последних двух веков). Интересно, что возникло даже богословское учение, называемое перфекционизмом (от лат. perfectio – совершенство, законченность), призывающее к личному самосовершенствованию и утверждающее, что человек добрыми делами может «улучшить» свою греховную природу (Христианство, 1994, т. 2, с. 348) – что для традиционного протестантизма было немыслимо.

Заканчивая рассмотрение представлений о совершенстве в христианской традиции, скажем еще немного об аскезе и мистике.

Образцом христианского аскетизма считается земная жизнь Иисуса Христа, которой должен стремиться подражать каждый христианин. Но лишь некоторые (обычно – монахи) берут на себя этот подвиг в полной мере. Иногда (весьма редко) происходит внезапное обращение человека, без многолетней аскезы, подготавливающей человека к богообщению. Но гораздо чаще – это длительный процесс. «На восхождении к совершенству в тех или иных добродетелях часто полагаются совершеннейшие ступени: смирение, любовь, молитва, отречение, бесстрастие и так далее. Но они не могут быть ничем иным, как отражением общего духовного становления в Боге» ( Шпидлик , 2000, с. 88). «И в этом восхождении следует избегать двух опасностей: 1) поставить себя на высшую ступень, не пройдя предварительные ступени (например, искать theoria минуя praxis ); 2) считать себя освобожденным от низших ступеней, потому что практикуешь высшие; первые не отменены, но скорее содержатся во вторых, кроме того, динамизм духовной жизни содержит постоянное восхождение ввысь, которое всегда восходит к исходной точке» ( там же , с. 90–91). Таким образом, аскеза – это длительное самосовершенствование, конечная цель которого – совершенство во Христе, «как совершен Отец Небесный» (Мф. 5:48).

«“Мистический вопрос” был источником разногласий еще с самых ранних времен, когда апостольские мужи защищали ортодоксальный христианский гнозис, выступая против гностицизма языческого. С течением времени и с проведением более глубоких богословских изысканий термин “мистическое богословие” постепенно приобрел большую отчетливость, так что Псевдо-Дионисий, писавший свои сочинения в начале VI века, уже применял этот термин к опыту переживания божественного, получаемому в пассивном состоянии. До XVII века богословы, занимавшиеся вопросами духовной жизни, в общем признавали, что люди, во всем сообразующиеся с полученными милостями, могут достичь мистического опыта общения с Богом» ( Омэнн , 1994, с. 350). Часто аскетика и мистика тесно взаимосвязаны, но мистический опыт (в отличие от аскетических упражнений) практически не поддается вербализации, что, очевидно, связано с абсолютным различием между Творцом и творением.

Псевдо-Дионисий в «Послании к Тимофею» так говорит о Боге: «Он не есть что-либо не-сущее, ни что-либо сущее, и ни сущее не может познать Его в Его бытии, ни Он не познает сущее в бытии сущего, поскольку для Него не существует ни слов, ни наименований, ни знаний; Он ни тьма, ни свет, ни заблуждение, ни истина; по отношению к Нему совершенно невозможны ни положительные, ни отрицательные суждения, и когда мы что-либо отрицаем или утверждаем о Нем по аналогии с тем, что Им создано, мы, собственно, ничего не опровергаем и не определяем, поскольку совершенство единственной Причины всего сущего превосходит любое утверждение и любое отрицание, и, обобщая: превосходство над всей совокупностью сущего, Того, Кто запределен всему сущему, – беспредельно» (Мистическое богословие, 1991, с. 9–10).

Однако некоторые мистики предпочитают говорить не о таинственном «божественном мраке», но, напротив, о практически полной аналогии между земным и небесным (даже в том, что касается совершенства). Вот, например, мнение Сведенборга. «Небеса находятся везде, где признают Господа, где верят в Него и любят Его; разнообразие поклонения Ему и разнообразие блага в том и другом обществе не предосудительно, а полезно, потому что из этого разнообразия слагается совершенство небес. <���…> Разнообразие приятно, и известно, что от качества этого разнообразия зависит и его приятность. Из всего этого видно, каким образом совершенство, даже небесное, происходит от разнообразия частей, ибо из того, что существует в мире природном, можно, как бы в зеркале, видеть то, что существует в мире духовном» ( Сведенборг , 2000, п. 56). Как видим, отличие от Псевдо-Дионисия Ареопагита – принципиальное. Возможно, это объясняется субъективностью и «многообразием религиозного опыта» (термин У. Джеймса).