Владимир Пономаренко - Мысли, переживания, размышления человека летающего. Психологическое эссе

Он родился в столице Грузии, школьником поступил в Ленинградское Нахимовское военно-морское училище. Не сразу понял, что этот шаг мог в дальнейшем лишить его самой высокой мечты – летать! Ведь после Нахимовского положено поступать только в моряки… Тогда он, обратясь к высшему командованию ВМФ за разрешением поступать в летное училище, дал слово: по окончании его вернуться на флот. И, конечно же, окончив в 1975 г. Ейское высшее летное училище, свое слово сдержал. В жизни таких людей, в принципе, не может быть несдержанных обещаний. Потом была суровая летная и флотская служба, отличная учеба в академиях: Военно-морской и Генерального штаба…

Мы впервые познакомились в 1987 г. Тогда их полк из-за ремонта базового аэродрома Саки перевели на лето в Очаков, туда же для тренировок полетов над морем группа летчиков-испытателей перегнала две спарки микояновской фирмы. Этот человек поразил нас сразу не только своим фанатичным желанием летать как можно больше, сложнее. Он с раннего утра строил полк своих пилотов, несмотря на то, что это были далеко не курсанты, а все-таки самые уважаемые представители офицерского корпуса, и до седьмого пота они занимались спортивными упражнениями, отрабатывали приемы рукопашного боя. Он постоянно утверждал, что боец должен всегда быть бойцом: и в воздухе, и на море, и на суше. Он всегда им оставался!

Лишь много позже, когда наши отношения стали ближе, меня удивило и его тонкое чувство юмора. Постоянным объектом многочисленных шутливых историй, и по отношению к нему, и в отношениях Тимура Автандиловича с подчиненными, было его категорическое неприятие алкоголя, ни в какой обстановке, ни в каких формах. И еще мы буквально давились от смеха, слушая его рассказы о курсантских временах… В училище его, как нахимовца, естественно, поставили на должность старшины эскадрильи. Так вот, по прибытии курсантов в новый полк для летной практики, как младшего командира, его вызвал местный военачальничек и стал обсуждать ближайшие служебные перспективы. И, в частности, стал высказывать этому худощавому подтянутому сержантику, ни в говоре, ни во внешнем облике не несущему черт южной нации, свои опасения. Например, о том, что числится там у них какой-то курсант с грузинской фамилией… Надо бы присмотреться к нему повнимательнее: не будет ли у того парня проблем с полетами?…

– Понял?

– Так точно! Разрешите идти?

– Представься и иди.

– Сержант Апакидзе…

26 сентября 1991 г. в акватории Черного моря Тимур первым из строевых военных летчиков осуществил посадку корабельного истребителя на палубу авианесущего крейсера, и тем самым его имя оказалось вписанным в историю отечественной авиации. После развала СССР, в ответ на предложение всем служившим в Крыму присягнуть повторно самостийной, он не колеблясь жестко отреагировал: «Я своей Родине уже один раз присягал. Второй присяги не бывает!» И унесла его нелегкая военная судьба от теплых черноморских вод на флот Северный, к полярным морям.

Потом были и дальние походы, и три сотни посадок на палубу днем и ночью, на морях северных, в Атлантике, Средиземноморье. Помимо личной профессиональной подготовки, он отдавал всего себя без остатка отбору и взращиванию своих преемников – элиты палубной авиации нашей Великой Родины. И именно на этом поприще наши достижения беспрецедентны по мировым меркам. Если, по нормативам, существовавшим в корабельной авиации США, примерно на том же технологическом этапе, который они проходили десятилетиями раньше, считалось нормой 2–3 происшествия (поломки, аварии или катастрофы) на 250 палубных посадок, то при не превышении этого норматива они даже не прекращали полеты. А наши корабельные истребители за всю свою недолгую историю без единой палубной потери выполнили больше двух с половиной тысяч полетов с авианосца, в условиях от Заполярья до субтропиков!

В 1994 г. Тимур Автандилович стал Заслуженным военным летчиком РФ. В августе 1995-го за мужество и героизм, проявленные при испытании, доводке и освоении новой авиационной техники ему было присвоено звание Героя России. По окончании Военной академии Генерального штаба генерал-майор Апакидзе был назначен заместителем командующего морской авиацией ВМФ. И всегда он неизменно продолжал рваться в полет!

Совсем незадолго до гибели Тимур приезжал на наш испытательный аэродром. Мы вместе летали на новой версии модернизированного Су-30. Он очень внимательно вникал в возможности нового ударного комплекса, в долгом полете мы вместе «прогоняли» самые разные его режимы. Но вот ведь загвоздка: его-то руки, как крылья у чайки, соскучились по энергичному маневрированию, пилотажу. А тут работа, хоть и летная, на современном истребителе, да гораздо больше в ней инженерной компоненты. Плюс подвески вооружения налагают жесткие ограничения на возможность маневрировать. Отработали точно по заданию, зашли, сели. Самолет дозаправляют, по плану еще один такой же полет… И вдруг сразу огорчение и радость: что-то там при повторных наземных тестах забарахлило в опытном бортовом комплексе целеуказания, боевых режимов теперь как надо не сделать, значит, и подвески вооружения не нужны, можно снимать и лететь без них. И уж тут пилотируй как хочешь! С какой же радостью Тимур, сев в эту спарку теперь уже вместе с Анатолием Квочуром, погнал крутить над аэродромом безостановочный пилотаж: петли, бочки, колокола…

В руках Апакидзе самолет всегда оживал не просто как техническое средство, громко ревущее и выделывающее сложнейшие маневры. Тимур относился к той категории высочайших профессионалов летного мастерства, которые, прикасаясь к управлению летательным аппаратом, сливаются с ним в единый живой организм. Именно это почувствовали все те, кто 17 июля 2001 г. на аэродроме Центра боевой подготовки и переучивания летного состава авиации ВМФ под Псковом имел возможность видеть его последний полет. И когда его корабельный Су-33 открутил сложнейший динамичный комплекс демонстрационного пилотажа и начал заходить на посадку, сотни людских глаз с восхищением провожали его взглядом. Казавшийся успокаивающимся после столь бурного полета, силуэт истребителя отошел поодаль от аэродрома и начал изгибать свою траекторию к посадочной прямой. Убраны обороты, стих форсажный рев двигателей. Шасси на выпуск, до мягкого касания колесами земли остались считанные секунды. И вдруг…

Резко увеличился крен, траектория движения начала круто изгибаться к земле. Живой полет передернуло конвульсивное движение, и все смотревшие на самолет зрители словно содрогнулись. Следившая же за происходящим в воздухе группа руководства полетами отреагировала мгновенно, в эфир словно выстрелили безответные команды: