Владимир Леви - Доктор Мозг. Записки бредпринимателя. Избранные рецепты осмысленной жизни.

– Папа развивался в своем направлении: как насчет дьявола, не знаю, а Бога не возлюбил. Виски, бифштексы с кровью и общедоступных женщин возлюбливал все сильнее. С Эммой не задалось – все чаще Пикенс покидал ее и детей и подолгу живал в окрестных лесах в обществе местных индейцев чероки с двумя скво – неформальными индейскими женами. Это свободолюбивое племя, имя которого ныне носит могучий джип, против рабства чернокожих не восставало, в гражданской войне помогало южанам, так что для Пикенса они были братьями по оружию.

Дома, наездами, учил сына стрельбе из ружья, пистолета и лука, верховой езде, строительным, плотницким и другим деревенским мужским работам. У мальчишки все получалось: и корову подоить, и подкову поправить лошади, и косу наточить. Но папаша его почти не хвалил, был щедр на ругань и затрещины – старался не показывать пацану, как любит его, а тот отца и любил, и боялся, как Бога и дьявола, вместе взятых.

Когда Джону исполнилось 12, Пикенс совсем бросил семью, уехал. Соседи посмеивались – «окончательно обиндеился».

Через много лет, уже старый, спившийся, опустившийся, он вдруг объявился в Нью-Йорке, чтобы повидать сына, к тому времени знаменитого и далеко не бедного. Джон, на всю жизнь обидевшийся на никудышного батю, принять его отказался. И глазом не взглянув, послал старику нарочным пару новых костюмов и полдюжины чистых рубашек.

– Похоже на месть…

– Не столько месть, сколько самозащита.

На этой старой фотографии видно, что костюм старика Пикенса изрядно помят, но седые усы торчат все еще грозно и лихо, и на лице проступают отдаленные следы былой мужской красоты.

Оставшись соломенной вдовой, Эмма еще более укрепилась в вере. Сумела поднять всех шестерых детей, дать им образование. Ради этого продала ферму и перебралась в Гринвилль, ближайший, бурно растущий промышленный город. Там ее деревенским ребяткам вначале пришлось не сладко: нужно было приспосабливаться к городской тесноте, духоте и шуму, к избытку соблазнов и скуки, к среде отчужденной, жестко-конкурентной, коварной. И кроме и прежде всего прочего, обязательно ходить в баптистскую церковь.

Подросток Джон быстро наливался шальной силой молодого жеребчика. Был импульсивен, порывист, с волчьим аппетитом. Рано возлюбил бурбонское виски – любимый папин напиток. И женщин возлюбил раньше и откровеннее, нежели дозволялось баптистской церковью. Чертовски был привлекателен – дамы вешались на него всю жизнь. Когда ему было уже за пятьдесят, одна журналистка публично объявила его самым сексапильным в мире мужчиной-психологом.

После исчезновения отца стал замкнутым, злым, учился едва-едва, учителям грубил. В новой гринвилльской школе дети городских лавочников и приказчиков долго не принимали застенчивого деревенского мальчика за своего – издевались, травили, доводили до слез и бешенства, приходилось драться, на переменах случались побоища до крови. Получил обидное прозвище Swats (Суотс).

Не отыскал слова такого ни в одном словаре, нашлось только swat – прихлопнуть (комара, муху, моль…). Хлопалка, мухобойка?.. Наверное, что-то вроде, в созвучии с первым слогом фамилии – wats…

Всплыли в памяти до боли знакомые школьные эпизоды. Учитель ведет урок, ты сидишь себе, слушаешь или пишешь, не трогаешь никого, а тебя сзади исподтишка какая-то падла щипает, колет, чем-то в тебя тычет или что-то на тебя льет. Естественно, ты эту тварь пытаешься быстро и энергично swat – прихлопнуть – стараясь притом не обернуться, не подать вида глядящему на тебя учителю. Но учитель не слеп же. Учитель видит, что ты дерешься. Именно ты, а не кто-то, умело за тобой спрятавшийся. Учитель делает тебе замечание, заставляет встать или, в зависимости от вредности и настроения, вызывает к доске, ставит в угол или выставляет из класса. И ты не смеешь сказать, что это вон та маленькая сволочь срежиссировала эпизод, а не ты, – если скажешь, будешь не только посмешищем, но уже и полным ничтожеством, жалобщиком, да и как докажешь?.. Последует хрестоматийный, ответа не имеющий, квадратуре круга подобный недоуменный вопрос: а чё я сделал?.. а я-то чё?.. не, а чё, чё я сделал-то?..

Такая вот трехходовка, классическая подстава – элемент тренинга выживания в мире козлозакония.

Первый и единственный закон козлозакония – закон сохранения козла, он же и закон сохранения зла: всякий козел отпущения находит своего козла отпущения. По дороге из школы в компании с единственным в те годы полупридурошным полудружком Неважнокакзвали юный Уотсон расходовал свою агрессивность способом, в южных штатах в те времена обычным: подлавливал чернокожих мальчиков и избивал. Это было как раз в годы наивысшего расцвета судов Линча. Чернокожие мальчики уже тоже не оставались пассивными. Незаурядно чуткий к общественным настроениям паренек так увлекся nigger fighting – борьбой с неграми – и так в ней преуспел, что мог бы заработать аплодисменты испарившегося папашки (что, можно думать, и происходило в воображении). Один раз его за это арестовали, но сразу выпустили. На случай, «если ниггеры будут возникать», таскал с собой заряженный пистолет (купить огнестрельное оружие в Южной Каролине было тогда проще, чем купить книжку). И однажды устроил уличную стрельбу. По счастью, ни в кого не попал. Арестовали, опять же, и отпустили.

– Хорошо, что времена судов Линча ушли.

– Это большое достижение Штатов, но уличную стрельбу и похуже нет-нет да кто-то устраивает.

Мы получили в наследство не только разум миллионов прошедших лет. Мы унаследовали также и безумие тысячелетий.

Сильная и властная Эмма взялась за подрастающую копию Пикенса с удесятеренной энергией. Сумела жеребенка взнуздать, но объездить не удалось.

После школы, с грехом пополам оконченной, мать заставила 16-летнего Джона поступить в баптистский колледж. Заведение сие под религиозной шапкой давало образование, по сегодняшним понятиям, высшее: окончив его со степенью магистра, можно было стать школьным учителем, городским служащим или продолжить учебу в каком-нибудь университете.

Эмма так страстно желала, чтобы именно Джон, самый красивый и самый умный ее сынок, стал пастором, что упования ее оправдались, только неведомо для нее – в другой системе значений, других ценностных координатах…