Светлана Бочавер - Жизненное пространство семьи. Объединение и разделение

Пищевое поведение – это очень чувствительное к разным сторонам семейной жизни явление. Решение отказаться от еды или, напротив, успокоить себя излишней пищей может приходить в минуту обиды или стресса, в момент сверхсильного напряжения или глубокой депрессии. Это характерно для тех людей, кто с детства был отвергаем и нелюбим родителями, а также для тех, кто предъявляет к самому себе слишком высокие, невыполнимые требования и страдает от собственного перфекционизма.

Что же касается секса в семейной жизни, то это также очень чуткий маркер супружеских и вообще семейных отношений. Сохраняется ли секс после свадьбы, устраивает ли обоих его качество и количество, – все это сказывается на стиле общения супругов, их желании и готовности проводить вместе время, строить жизненные планы, на их удовлетворенности жизнью вообще и переживании личного счастья. В отсутствие секса потребность его иметь не отменяется; начинается поиск замещающих объектов или превращение сексуальной энергии в агрессию, которая может направляться на кого угодно – самих себя, родителей, детей. И конечно, не стоит напоминать о том, что нарушенная половая жизнь, в частности, неспособность получать от нее радость (аноргазмия) может быть признаком многих психиатрических заболеваний.

В этологии (науке о поведении) отмечается некоторое стилевое подобие между пищевым и сексуальным поведением, которое проявляется в интересе к объекту, общей энергетике процессов, намерения посредством этих деятельностей получать и доставлять другим удовольствие. И то и другое – обмен энергией и информацией между человеком и миром.

Итак, пища и секс лежат в основе и служат отражением гармоничной семейной жизни, к ним нужно бережно и внимательно относиться. Как результат признания этой стороны жизни, возникло множество психотерапевтических направлений, задача которых состоит в установлении контакта и диалога человека с его собственным телом, которое, будучи забытым, начинает отдельную жизнь в виде непослушания, истощаемости, неожиданных болезней. Техники «второго рождения» или «танатотерапии» возвращают к мысли о бренности человеческого тела, о том, что оно не всегда было, не всегда будет и хотя бы потому – ценность. Возвращение образа собственного тела посредством специфических методик, в частности, маскотерапии Г. Назлояна, используется при реабилитации больных с деперсонализацией ( Назлоян , 2001).

Разрешение иметь тело, считаться с ним и признавать его потребности для некоторых наших современников открывается в процессе долгого и напряженного личностного роста. Между тем то, что естественно, почти всегда экономно, оптимально и прекрасно. Телесность как форма бытия часто способна облегчить людям взаимопонимание, это язык метапосланий от одного человека к другому.

Поскольку все члены семьи обладают телами, понятно, что взаимодействие между ними во многом определяется тем, что они едят и как вступают в физические и интимные контакты. Обычные физиологические функции, такие как дыхание, пищевое поведение, секс, в человеческом существовании теряют свою простоту, начинают быть не просто функциональной данностью, но наделяться метафорическим смыслом, нечто символизировать.

Дыхание – это не просто способ получить кислород; это еще и мера тревожности, доверие к миру, умение принимать и отдавать. Дыхательная гимнастика лежит в основе многих практик йоги и других восточных методов личностного развития. Задержанное дыхание связывают с неспособностью вступать в контакт с миром, выражать свои чувства и понимать других людей. Прерывистое дыхание помогает отстраниться от текущих переживаний, преодолеть боль. И ведь каждый человек имеет свой собственный дыхательный стиль, стало быть, собственный сложившийся способ взаимодействия с окружающим миром. Метафоры, связанные с дыханием, очень распространены в аспекте описания человеческих отношений: можно задыхаться, можно перестать дышать, можно вздыхать и зевать. Удушливая атмосфера дома характеризует не только уровень CO 2, это качество отношений между людьми. Свежая атмосфера отражает готовность ее вбирать и способность по крайней мере не испортить своим дыханием.

Питание – это не просто обмен веществ и насыщение организма нужными веществами. Метафора пищи присутствует во всей общечеловеческой культуре. Пищевое поведение представляет собой одно из условий выживания: как писал материалист Людвиг Фейербах, человек есть то, что он ест.

Однако не только для выживания используется пища; в повседневной жизни пищевое поведение – это, безусловно, многозначное явление. Многие сакральные действия, в том числе и религиозные ритуалы, используют именно пищевую символику. Чаша, хлеб – эти архетипические символы участвуют во многих культовых обрядах. Процедура выпекания хлеба (или его аналога, лепешек) во многих культурах отработана на протяжении тысячелетий и, безусловно, несет в себе нечто большее, чем просто средство удовлетворения гастрономических потребностей.

Удивительную символику пищи как библейского символа раскрывает протоиерей А. Шмеман в своем комментарии молитвы «Хлеб наш насущный даждь нам днесь» ( Шмеман , 2003). Как и жизнь, человек получает пищу от Бога, чтобы осуществить в себе Его образ и подобие. Поэтому важно распорядиться ею правильно. С пищей же связан и рассказ о грехопадении, пища (и напитки – «Чашу эту мимо пронеси») представляет собой также символ опасности, искушения и смерти. В пище, как и в жизни, есть все. Он также отмечает, что зависимость от пищи сделала человека рабом мира, в то время как отказ от ее буквального использования («Не хлебом единым будет жив человек») освобождает от этой зависимости, превращая пищу из знака несвободы от смертного мира в причастие божественной жизни. Пища – это божественная любовь; именно так архетипически она может быть истолкована в контексте сновидений. Поэтому понятно, что пищевое поведение представляет собой очень нагруженное вековыми символами и знаками послание.

Пищевое взаимодействие значит гораздо больше и для развития культур, чем это может показаться на первый взгляд. Это становится понятным, когда мы вспоминаем о тех усилиях, которые были затрачены на изменение традиционных меню. За специями снаряжали экспедиции в другое полушарие, инициативы Петра I вызывали «картофельные» бунты, потребление чая, кофе, какао также вначале вызывало противоречивые чувства.

Пищевые ритуалы (пост, традиционная кухня) часто связаны с религиозными убеждениями. Все религии накладывают ограничения на пищевое и сексуальное поведение; во время поста предписывается отказываться от употребления тех или иных продуктов и сексуальных контактов. В иудаизме существуют 613 мицвот – правил, предписывающих правильное бытовое поведение, преимущественно в области питания, которые должны способствовать воспитанию правильной личности в целом. Понятие кошерности (чистоты) также выходит за рамки чисто гастрономических ограничений, характеризуя отношение к живому и мировоззрение в целом. Для ислама значимы адабы еды, иначе говоря, свод правил, как нужно есть. В них сочетаются этикет и религия. Во время еды следует призывать Всевышнего, а несоблюдение правил может привести к тому, что злые силы (шайтаны) получат власть над человеком. Таким образом, процесс приема пищи сакрализуется.