Вячеслав Соснин - Психология терроризма и противодействие ему в современном мире

Необходимость все большей конспирации и усиливающаяся изоляция группы приводят к тому, что внешние личные связи членов ослабевают и обрываются (Klandermans, 1984). Вместе с тем боевые операции и совершение терактов с использованием смертников сокращают численность группы и ослабляют ее потенциал. Неся потери и находясь в кризисе, террористические группы могут идти на крайние меры, совершая грабежи, набеги на ранее сочувствовавшие им населенные пункты, насильственно уводя с собой молодежь. Это подрывает доверие и симпатии к группе со стороны местных жителей, что еще больше сокращает внешние связи и возможности для рекрутирования новых членов. Таким образом, порочный круг замыкается и провоцирует группу на еще более радикальные и губительные для нее действия.

Изолированность террористической группы, ограниченность ее контактов с внешним миром неизбежно приводят к искаженному образу мира, усиливают защитную функцию механизмов социального познания. Многообразие окружающей социальной действительности сменяется черно-белым видением, все происходящее предстает как борьба между «Мы» и «Они», между священным и профанным, между абсолютным добром и абсолютным злом. Чувство реальности исчезает, конструируется вымышленный мир, одинаково далекий и от доминирующей культуры врага, и от субкультуры, из которой вышли сами террористы (McCormick, 2003).

Закрытость группы запускает и механизмы рационализации, оправдания насилия: действия, которые поначалу казались неприемлемыми, постепенно становятся вполне допустимыми и даже необходимыми. Примером такой метаморфозы может служить деятельность движения «Прямое действие» (Action Directe) во Франции. В него вошли левые группировки, боровшиеся с режимом Франко. В 1979 г. они начали с символических покушений, не планируя каких-либо кровавых расправ. Через год их арестовывают, но затем отпускают. Выйдя на свободу и находясь вплоть до нового ареста в 1986 г. в полной изоляции, без поддержки со стороны других левых, они начинают убивать, многие из них становятся убежденными антисемитами.

Изоляция малочисленной группы делает возможной вольную интерпретацию и нарушение политических и религиозных принципов большинства населения, от имени которого ведется террористическая деятельность. В террористической группе можно обнаружить те же процессы, которые хорошо изучены на примере религиозных сект, возглавляемых харизматическими лидерами. Чем больше новички до вступления в группу были социально изолированы, оторваны от семьи и друзей, лишены социальной поддержки, тем больше они идентифицируют себя с сектой, тем с большим рвением они следуют всем приказам лидера. Оказалось также, что чем больше было чувство психологического облегчения и поддержки со стороны секты, тем больше ее члены были готовы нарушать нравственные нормы и культурные традиции, сформированные во время первичной социализации в семье, в детском саду, в детдоме, в школе и т. д. (Galanter, 1983; Post, 1990; Олейник, Соснин, 2006).

Террористы, как они считают, защищают интересы сообщества, находясь за его пределами, поэтому нормы сообщества, от имени которого они выступают, более не являются для них ориентиром и могут вольно интерпретироваться или прямо нарушаться. Наиболее характерным примером является объединение политического терроризма и криминала: похищение людей, торговля наркотиками, грабежи. Другим примером является исламистский терроризм, по-своему истолковывающий основные положения Корана и Сунны.

Наличие «врага», социальной группы, которой можно приписать ответственность за происходящее, приводит к утверждению собственной идентичности за счет отрицания ценностей и норм чужой группы (Nail et al., 2000). Именно чужая группа, а не своя культурная общность становится значимой для террористов. Вслед за Л. Козером и Т. Ньюкомом в этом случае можно говорить о негативной референтной группе (Козер, 2000, с. 114). Это убеждение усиливается культурной относительностью моральных норм, которые часто оказываются несовместимыми. Например, то, что в одной культуре интерпретируется как ущемление прав, в другой определяется как благочестие (Harre, 2004), в зависимости от культуры различаются даже взгляды на убийство (Цыцарев, 2004). Неготовность признать этот факт этноцентристски ориентированными правительствами приводит к действиям, подчеркивающим межгрупповые различия и усиливающим ценностный конфликт или «психологическую несовместимость» мировоззрений (Юрьев, 2004).

Готовность нарушать нормы своей культурной группы подкрепляется недоверием к политическим и общественным институтам, убеждением террористов в отсутствии или дискредитированности легальных путей изменения политической, экономической и культурной ситуации (Fawaz, 2007). Наконец, важное следствие изоляции групп террористов от представляемого ими культурного сообщества – нелегитимность и обесценивание «века сего», т. е. общества и живущих в этом обществе людей.

Террористы характеризуются «гностическим» мировоззрением: они убеждены, что существующий порядок обречен, что ему на смену придет совершенно другое общество, ради которого необходимы радикальные изменения. Этот социально-психологический феномен аналогичен «вере в справедливость мира» (Lerner, 1980), но прямо ей противоположен: этот мир оценивается как несправедливый и нелегитимный (Crocker, Major, 1989; Taylor, Louis, 2004). Одним из следствий этого «гностического» отчуждения от мира является примечательный факт: оказавшись в заключении, террористы не идут на контакт с заключенными и, в отличие от других осужденных, не проявляют никакого интереса к дополнительному образованию, не пытаются осваивать знания, которые могли бы пригодиться на воле (Сочивко и др., 2006). Можно предположить, что для них не существует принципиальной разницы между тюремным заключением и вольной жизнью: весь сегодняшний мир несправедлив, весь мир – тюрьма.

На внутриличностном уровне происходит искажение временной перспективы: настоящее эмоционально менее значимо, чем прошлое (золотой век в истории сообщества) и будущее (общественный идеал). Следствием этих искажений в образе мира становится обесценивание и своей собственной, и чужой жизни: цель оправдывает средства, необходимо разрушить мир во имя его спасения.

В террористической группе возникает «иллюзия войны» (Ferracuti, 1990), постепенно укрепляющееся убеждение в том, что они такие же солдаты, как и противостоящие им армейские и специальные антитеррористические подразделения. Рассматривая свое противоборство как полномасштабную войну, они живут «по законам войны», оправдывая ими свою жестокость. «Америка наступает, хочет завладеть миром», – это убеждение для радикальных исламских фундаменталистов является аксиомой (Хлебников, 2003). Обещания мирной жизни кажутся им опасной иллюзией, реализация которой угрожает их социальной идентичности. Не только самих себя, но и весь окружающий их мир они рассматривают как поле битвы, драматическое противостояние добра и зла, в котором им отведена роль героев-мучеников, поэтому террористические акты часто осуществляются не для достижения заранее определенной цели, а для поддержания своей идентичности, для обострения чувства трагической реальности, столкновения с опасностью, подтверждения своих представлений о мире как о войне.