Ярослав Зорин - Гипнотизм и психология общения

Когда мне было около семи лет, я впервые от взрослых услышал о гипнозе. То, что рассказывали взрослые об этом явлении, потрясло меня. С тех пор я заболел гипнозом. Меня удивляло, что один человек может вызвать у другого состояние, когда этот другой видит, слышит и делает то, что ему велит гипнотизер. Практически, меня поражала степень власти одного человека над другим. Возможно, это было естественное стремление человеческого эго к власти над кем-то. Вероятнее же всего, мой интерес к гипнозу был вызван стремлением к своеобразной компенсации того униженного состояния, в котором мы, четверо детей, находились в нашей семье.

Однажды, когда мне было уже двенадцать лет, мне случайно в руки попал какой-то медицинский журнал, в котором была статья, посвященная гипнозу. Я перечитал ее множество раз, но так и не сумел понять ее не только из-за незнакомых мне терминов, но еще и потому, что она была посвящена методике лечения внушением какого-то заболевания.

Потом, в связи с войной с Германией, интерес к гипнозу был вытеснен событиями, которые ставили наше существование на грань возможного. Интерес вновь пробудился, когда я, отслужив в Советской Армии и окончив десятый класс, собрался поступать в медицинский институт. Мне удалось купить дореволюционное издание книги Аткинсона «Сила внутри нас». В этой книге давались всевозможные упражнения, развивающие человеческие способности.

Когда я учился на первом курсе медицинского института, от своего сокурсника, который был старше меня по возрасту, услышал о методике гипнотизирования. В его изложении она была предельно проста, и я запомнил ее почти дословно. В тот же вечер я предложил своему соседу по дому, где мы снимали комнату, вылечить его от аносмии внушением в гипнотическом состоянии. Этот человек потерял обоняние после контузии, полученной на фронте. В тот период я еще не знал даже анатомии человека и, разумеется, не мог даже предполагать что такого рода нарушение обоняния не может быть вылечено внушением.

Получив согласие, я тут же начал приготовления к сеансу: глубокое кресло с мягкими подлокотниками было установлено так, чтобы электрическая лампочка была позади и выше пациента. Мало того, она была дополнительно прикрыта, чтобы в комнате был полумрак и свет падал бы только на меня. В качестве фиксатора – блестящего шарика, от которого должен отражаться свет, приковывая внимание пациента, использовалась алюминиевая ложка. Устроив своего пациента в кресле поудобнее (под голову ему я подложил маленькую подушечку, а колени укрыл одеялом), я приступил к сеансу гипноза.

Поднеся ложку к его глазам приблизительно сантиметров на тридцать, я предложил ему пристально смотреть на отражение света от выпуклой ее стороны, при этом ни о чем не думать и внимательно слушать каждое мое слово. Расставив ноги на ширину плеч и держа ложку перед собой, я начал монотонным голосом внушать моему пациенту состояние сна: «Слушайте меня внимательно и ни о чем не думайте, ваши глаза неотрывно смотрят на отражение света. Ваше тело начинает расслабляться. Расслабляются мышцы лица, нижняя челюсть немного опускается и губы едва касаются друг друга. Расслабляются мышцы шеи, мышцы рук. Кисти рук, как плети, расслабленно повисают. В голове нет ни одной мысли. Внимательно слушаете только меня и неотрывно смотрите на отражение света». Далее я перечислял различные части тела, которые должны расслабляться, и периодически возвращался к его векам, внушая, что они тяжелеют и опускаются. Но его глаза оставались широко открытыми, а веки совсем не собирались опускаться. Прошло полчаса. Я устал стоять неподвижно и держать свою ложку, устал монотонно повторять слова внушения, и вообще сам захотел спать. Но у меня не было на это права… Прошел час. Мое тело онемело, а мой пациент, как мне казалось, был таким же свежим и бодрым, как и в начале сеанса. Но отступать было нельзя, и я продолжал монотонным, несколько охрипшим голосом внушать пациенту состояние сна. И, на втором часу, его веки дрогнули, из уголка глаза скатилась слеза, и он медленно закрыл глаза. Мою усталость как рукой сняло. Монотонным, но теперь уже воодушевленным голосом я стал углублять его гипнотический сон и продолжал это делать до тех пор, пока голова его не склонилась набок и он не стал немного похрапывать. Теперь надо поднять его руку и внушить, что она повисла в воздухе и не падает, подумал я. Но когда я проделал этот тест, его рука упала, как плеть. Он меня не слышит, понял я, надо установить раппорт. Но все мои попытки это сделать ни к чему не привели. Мой пациент крепко спал и потихоньку похрапывал.

Говорят, что первый блин всегда бывает комом. Но я не оставил своих попыток загипнотизировать кого-нибудь, и вскоре это стало получаться совсем не плохо, вначале это были опыты на подростках, а затем и на взрослых. К моему первому пациенту я снова вернулся через полгода, и мне удалось его загипнотизировать, а не просто усыпить, минут за пятнадцать.

Потом мне начали встречаться другие книги по теории и практике гипноза, а трудности работы с пациентами подтолкнули меня к тому, что я стал изучать опыт других гипнотизеров и думать над разрешением этих трудностей. Я стал вести дневники своей работы с больными и несколько лет спустя понял, что гипноз это довольно скучная вещь, но, будучи к этому времени психоневрологом, не мог оставить его как метод, так как мои больные нуждались в лечении внушением.

Однажды мою работу с больными увидел известный в то время в городе Свердловске гипнолог, доктор медицинских наук Э. Шабунин. Мне было предложено прочитать лекцию на тему: «Гипноз и таинственные явления психики человека». Я согласился, хотя особой уверенности в себе не чувствовал.

С тех пор мои публичные лекции привлекали к себе все большее внимание. Я объездил с лекциями весь Советский Союз. Практика работы на сцене показала мне, что гипноз – это совсем не сон, а нечто другое. Изменилось и мое отношение к работе с больными: она стала приносить удовлетворение. Мне открылась новая страница в теории и практике гипноза. И, конечно, большую помощь в этом мне оказали мои дневники, которые я продолжал вести. К сожалению, опыт зарубежных коллег того периода в области гипноза и внушения был для советского врача не вполне доступен, и многое из того, до чего приходилось доходить самому, «там» был уже известно. Но об этом я узнавал каждый раз с опозданием.