Жерар Швек - Добровольные галерщики. Очерки о процессах самоуспокоения

Большинство из этих кандидатов на мучения можно отнести к категории забияк, задир, авантюристов, культивирующих и демонстрирующих все признаки мужественности. Как и для «задавал», описанных Мишелем Фэном (Fain, 1990), было обнаружено, что им необходимо все время любой ценой поддерживать форму и видимость, равняясь на идеал группы, идеал, не допускающий проявлений слабоволия, когда «выставление напоказ „промаха“ тут же трактуется как выставление напоказ кастрации». Отсюда проистекает стремление демонстрировать вовне такие достижения, которые не могут быть достигнуты в принципе ввиду постоянной установки на новый результат, хоть не на много, но обязательно превышающий прежний. Здесь мы находим один из мотивов того, что «спортсмены-экстремалы» называют «превзойти свои возможности» – постоянное стремление добиваться все новых и новых достижений.

Источником какого поведения является утраченная способность психически с помощью вытеснения справляться со страхом, вызванным угрозой кастрации. Угроза кастрации усиливается еще за счет постоянного присутствия в их сознании фантазма о желании иметь ребенка от своего отца, что ведет к необходимости постоянно и всеми средствами подтверждать, что ты не являешься предметом презрения, что ты настоящий мужчина и что все это происходит с использованием поведения, вызванного «их страхом превратиться в женщину» (Fain, 1990).

В тех случаях, о которых я расскажу подробнее, достижения отнюдь не исключают беззащитности. Речь идет о том, чтобы подойти к беззащитности как можно ближе, познать худшие ее проявления, чтобы оказаться в такой ситуации, когда сама жизнь находится под угрозой. И тогда достижение будет состоять в том, чтобы «тем не менее» найти в себе силы и сделать такое действие, совершить такой поступок, которые все же позволят выжить. Поведение, таким образом, отражает состояние, в котором господствует страх, находящийся по эту сторону угрозы кастрации, угрозы, репрезентация которой в психике отсутствует, а поведение удерживает этот страх кастрации в стороне, в расщеплении.

Настоящей целью спортсменов высокого класса является желание «ошалеть от беспомощности», но она часто скрыта от них самих уловкой в виде интереса к соревнованию или достижению блестящего результата. Все это занимает лишь мизерную долю того времени, которое посвящено интенсивной тренировке, побуждаемой стремлением к повторению. Я на минуту оставляю в стороне вопрос мазохизма и мазохистических проявлений для того, чтобы напомнить о другом аспекте, а именно о диспропорции между подготовкой и осуществлением. Она сразу же заставляет вспомнить об индивиде, чье предварительное сексуальное удовольствие, которое он находит в возбуждении, будет сверхинвестировано в плане удовлетворения в сексуальное наслаждение [11] Это то, что Фрейд в «Трех очерках по теории сексуальности» называет «нормальной сексуальной целью». . Это нечто вроде нескончаемой эрекции, исключающей наслаждение, которая подпитывает попытку разрядки напряжения через само напряжение.

Не разрядки ожидают «добровольные галерщики» от повторного приведения тела и чувств в напряжение, а возврата к спокойствию (даже через истощение). Искомое успокоение напоминает, скорее, то, что ищут дети, не достигшие половой зрелости, чье сексуальное напряжение не может быть удовлетворено в оргазме. Такое успокоение больше напоминает то, чего ждут некоторые младенцы, которые для того, чтобы заснуть, яростно бьются головой о стены и предметы. Эти случаи наводят на мысль о том, что мы имеем дело с последствиями недостаточности материнского ухода и укачивания.

Эта форма успокоения напоминает поведение младенцев в возрасте до года, которых приводят на консультацию из-за нарушений сна или из-за экземы и которые никогда не искали успокоения в подоле у матери. Такие младенцы отказываются идти на руки к своей матери, а, оказавшись там, извиваются до тех пор, пока она их не возвращает на прежнее место. В кабинете они все время находятся в движении, а иногда их моторная гиперактивность сопровождается еще и стремлением произвести как можно больше шума. Довольно часто их аутоэротическая деятельность недостаточно развита, и можно констатировать существование такого предпочтительного самоуспокаивающего приема, как ритмическая компульсивная деятельность, или самоуспокаивающее использование некоторых повторяющихся действий. Эти неласковые младенцы не только не ищут успокоения у матери, но даже, похоже, избегают любого контакта с ней.

По мнению Джулиет Хопкинз (Hopkins, 1992), «с девятимесячного возраста избегающие свою мать дети не реагируют положительно на желание матери контактировать с ними; они не ласковые, не липнут к ней, а дают нести себя как мешок с картошкой». Позже неприятие ребенком матери проявляется в более активном отвергающем мать поведении с приступами гнева. Когда начинается психотерапия матери и ребенка, нередко обнаруживается, что такие матери боятся прикоснуться к своему ребенку. Иногда причиной этого является боязнь навредить ему, как это было в одной семье, которую я наблюдал, где у матери была экзема рук. Страх может быть связан также с опасением, что младенца можно заразить, как в другом случае материнской экземы, приведенном Джулиет Хопкинз [12] Леон Крайслер (Kreisler, 1981) также опубликовал наблюдение за одним ребенком двадцати двух месяцев, который вел себя как настоящий «вихрь» и чья мать также страдала от экземы рук. Он описывает у этого ребенка «невроз пустого поведения», который может оказаться преформой «невроза пустого поведения», описанного Пьером Марти у взрослого. Я предлагаю здесь несколько другое объяснение, поскольку, как я считаю, часто у возбуждения этих неустойчивых и неласковых детей можно обнаружить некий «вектор». Они избегают подола именно своей матери, но могут охотно забраться на колени к отцу или даже консультанту, которого они впервые видят (см. также главу VIII). .

В странном поведении младенца, отвергающего свою мать, моторная активность используется им для того, чтобы справиться с возбуждением, которое он чувствует при контакте с матерью и которое та не способна унять. Эти случаи привлекают наше внимание к материнскому посланию, которое может содержать бессознательную агрессию. В других случаях мы сталкиваемся не с нарушенными объектными отношениями «мать – ребенок», в которых мать не в состоянии успокоить своего ребенка, а с обстоятельствами, не зависящими от самой матери, такими как ее госпитализация или длительная физическая боль, которую она не может успокоить.