Array Коллектив авторов - Аффект: практика судебной психолого-психиатрической экспертизы

По вопросу о вменяемости при физиологическом аффекте существует общепринятое мнение, согласно которому, как правило, наличие этого состояния ответственности не снимает. Однако в некоторых случаях это состояние все же должно приниматься в расчет, так как поступки человека, совершенные под влиянием даже такого физиологического аффекта, могут быть не вполне обдуманы, самообладание в значительной степени бывает расстроено. Осипов по этому поводу говорит: «Так как способность самообладания и управления своими поступками у человека, переживающего физиологический аффект, понижается, то с юридической точки зрения представляется правильным признавать физиологический аффект обстоятельством, уменьшающим или смягчающим ответственность за проступки, совершаемые под его влиянием». Такие состояния расцениваются как состояния запальчивости, повышенного волнения. В нашем законодательстве (по РСФСР) они предусмотрены в п. «д» ст. 48, ст. 138 и ст. 144 Уголовного кодекса.

В п. «д» ст. 48 Уголовного кодекса РСФСР имеются указания на то, что если преступление совершено под влиянием сильного душевного волнения, то это признается смягчающим обстоятельством при определении меры наказания. Ст. 138 гласит, что умышленное убийство, совершенное в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного насилием или тяжелым оскорблением со стороны потерпевшего, влечет за собой лишение свободы на срок до пяти лет или исправительно-трудовые работы на срок до одного года, в то время как умышленное убийство, совершенное из корысти, ревности и других низменных побуждений (ст. 136), влечет за собой лишение свободы на срок до десяти лет.

В том же духе составлена и ст. 144 Уголовного кодекса РСФСР, где сказано, что умышленное легкое телесное повреждение, не опасное для жизни, но причинившее расстройство здоровья, нанесенное под влиянием внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного насилием над личностью или тяжелым оскорблением со стороны потерпевшего, влечет за собой исправительно-трудовые работы на срок до шести месяцев или штраф до 300 рублей, в то время как аналогичное телесное повреждение, нанесенное не под влиянием внезапно возникшего сильного душевного волнения, влечет за собой лишение свободы или исправительно-трудовые работы на срок до одного года (ч. 1 ст. 143).

Следует остановиться еще на так называемом физиологическом аффекте на патологической почве.

Сербский, давая описание патологического аффекта, говорит, что, помимо патологического аффекта, у лиц предрасположенных, с малоустойчивой нервной системой, у очень впечатлительных, нервных вообще легко возникают аффекты, сила которых не стоит в соответствии с вызвавшей их причиной. Иногда эти аффекты по своей степени не выходят из физиологических пределов, но зато проявляются чрезвычайно часто, при самых незначительных поводах. Нередко, однако, они достигают значительной интенсивности, причем точно так же могут вести к разного рода преступлениям. Это – физиологические аффекты на патологической почве.

Быть может, потому, что наиболее обстоятельное описание физиологического аффекта на патологической почве было дано Сербским, ему некоторое время приписывалось авторство этого понятия. Однако сам Сербский на II съезде психиатров в 1905 г. заявил, что ему неверно приписывают термин «физиологический аффект на патологической почве»: «Он принадлежит не мне, а покойному д-ру Кандинскому». Кстати, следует отметить, что у Кандинского в его работах по этому вопросу имеются очень скудные указания, термина такого вовсе нет и лишь в одном месте имеется указание на то, что патологическая почва предрасполагает к аффектам вообще и не исключает возможности аффекта физиологического.

Каких-либо критических статей по поводу понятия физиологического аффекта на патологической почве в литературе нет. Только на II съезде психиатров вокруг этого понятия развернулась довольно оживленная дискуссия по докладу Иванова. Ряд психиатров выступил с возражениями против выделения этого вида аффекта как самостоятельной формы. Наиболее решительное возражение было сделано Бехтеревым. «Я не согласен, – говорил Бехтерев, – с введением понятия физиологического аффекта на патологической почве, по крайней мере поскольку дело идет об аффектах у душевнобольных. Мы можем довольствоваться обособлением и у душевнобольных патологического аффекта и нормального аффекта, который вполне возможен и у душевнобольных». Сербскому потребовалось второе выступление, в котором он сделал пространное разъяснение того, как он понимает физиологический аффект на патологической почве. «То, что д-р Кандинский и я понимаем под именем «физиологический аффект на патологической почве», – сказал он, – совершенно не соответствует тому, что под этим названием подразумевает академик Бехтерев. Он говорит об аффекте у душевнобольных, мы же – об аффекте у лиц, стоящих на границе между здоровыми и больными, только представляющих патологическую почву. Речь идет не об аффекте у паралитика, параноика и пр. – здесь он вполне поглощается основной болезнью, – а об аффекте у истеричных, алкоголиков, тяжелых дегенератов и пр. Эти лица и в обычном своем состоянии возбуждают сомнение, могут ли они руководить своими поступками; когда же к этому присоединяется аффект, то это ведет к тому, что они часто утрачивают и последний остаток самообладания; к этому надо прибавить, что и самый характер аффекта нередко представляет особенности в виде, например, иллюзорного восприятия окружающего. Поэтому подобные аффекты хотя и не сопровождаются бессознательным состоянием и амнезией, тем не менее приближаются к аффекту патологическому и во многих случаях должны вести к освобождению от ответственности».

Взгляды Сербского по этому вопросу в его выступлении доведены до предельной ясности, и суть их сводится к тому, что хотя при физиологическом аффекте на патологической почве и нет основного нарушения – расстройства сознания, все же он во многих случаях снимает ответственность за совершенные проступки, поскольку их совершили лица, стоящие на границе между здоровьем и болезнью и имеющие патологически предрасположенную почву.

Такой взгляд ведет по пути расширения границ понятия невменяемости. В этих случаях речь идет как раз о той категории лиц, которая хотя и обнаруживает некоторые отклонения в психическом здоровье, но не настолько выраженные, чтобы их можно было признавать по общему состоянию психики невменяемыми. Стало быть, ни личностные особенности, ни аффект, протекающий в пределах физиологического, не дают основания в подобных случаях говорить о невменяемости. Оценка аффекта должна стоять в зависимости не от того, у кого он возник, а от того, насколько резко выражена картина аффекта, имеется ли нарушение сознания, амнезия, истощение и т. п. При таком подходе могут быть только две возможности: аффект может быть признан либо патологическим, либо физиологическим, а отсюда вытекает и решение вопроса о вменяемости.