Геноцид и массовые репрессии

В 1911 г. младотурки обманули армян и не дали им обещанных десять мест в парламенте. Обманутые подавили гнев. Что им оставалось делать? Они продолжали надеяться, вновь и вновь доказывая новому правительству свою лояльность, особенно во время балканских войн, когда государство трещало по всем швам. Когда в ноябре 1914 г. Турция вступила в мировую войну, армянская партия полностью признала себя ответственной в деле защиты турецкого «отечества».

Надеялись. На что? По крайней мере надеялись на то, что то доброе, что было пережито в совместной борьбе против кровавого султана, не прошло бесследно мимо тех, в руках которых теперь находилась власть. Надеялись на мнение мировой общественности, на ее поддержку. Считали невозможным, что правительство могло быть таким глупым, чтобы, уничтожив самую деятельную часть народа, обречь всю страну на бедность. Думали, надеялись, но у младотурецких правителей были особые расчеты. И они взялись за дело: в 1915 г. хладнокровно убили армянских друзей, которые в 1909 г. спасли им жизнь.

Деятельность младотурецкой власти с первых же дней проходила под знаменем диктатуры. Комитет «Хурриет ве иттихад» «Единение и прогресс» располагал такой же полнотой власти, как и комитет общественного спасения во французской революции, но только не имел в своем руководстве личностей неподкупных, как Робеспьер и пылких идеалистов, как Сен-Жюст. В турецкой революции отсутствовали борьба за идеи и сила таких великих умов, как Кромвель, Мирабо, Дантон, Ленин. Младотурки боролись не за народ, не было борьбы и разных мнений друг против друга, отсутствовал гром штурма Бастилии, 9-й термидор.

Борьба шла не за новое образование, не за улучшение жизни народа, а за удовлетворение страстного желания отдельных людей властвовать, для которых народ был ничто, а высокомерие — все. С первого же дня в комитет входили только члены турецкой национальности. Ни один араб, грек, тем более армянин не мог знать, что делалось, в Комитете. Таким образом, заранее была предотвращена возможность влияния двух третей части населения на историю страны. Это была чисто националистическая власть, диктатура, дилетантизм который лучше всего можно понять, представив себе действия правительства Каппа в 1920 г. Конечно, были и планы ввести в Константинополь увиденное в Берлине, Париже. Вскоре, после того как с большим вдохновением раструбили о запланированных преобразованиях многое застопорилось уже в самом начале.

Разруха продолжалась, комитет держал в своих руках все богатство страны со времен Абдул-Гамида, «революционеры» получали оклад пашей, Энвер стал зятем султана.

Чем меньше достижений было в практической работе, тем больше младотурки упивались своими грандиозными планами. Еще никогда политической властью не правили более опасные фантазеры. Это были в худшем понимании слова — невежды. Комитет «Единение и прогресс» был охвачен империалистической иллюзией. Еще в начале века афганский дервиш Джемаледдин пытался внушить кровавому султану, что турецкую политику надо вести с точки зрения большого панисламизма, чем делалось до сих пор, так как только таким путем можно сохранить Турцию от полного перемалывания со стороны Англии и России. Несмотря на большое искусство убеждения Джемаледдина, владеющего такой же силой внушения, как Распутин, Абдул-Гамид был достаточно умен, чтобы отказаться от этой игры с огнем. Младотурки подхватили ход мыслей афганца и сформировали его в пантюркистскую идею. Это давало возможность фанатикам развить их фантазии до бесконечности.

Империалистическое опьянение, завладев умами младотурок, скоро взяло верх над реальными политическими соображениями, под кричащей необходимостью перестройки внутри страны, над страхом перед мнением внешнего мира, который помешал даже Абдулу-Гамиду довести до конца истребление армян.

Скоро начал действовать страшный националистический режим, начавший беспощадную борьбу против всего нетурецкого в стране.

Когда председатель восточной миссии доктор Лепсиус по ходатайству немецкого посла и с соглашения немецкого министра внешних дел в июне 1915 г. нанес визит военному министру Энверу-паше, выражая свое возмущение в связи со свирепствующими армянскими погромами, он старался нравственными словами подействовать на этого щеголеватого человека. Он обратился к политическому благоразумию кумира многих немцев, при этом представлял ему следующее: «Крупная и мелкая торговля находится в руках греков в прибрежных областях, а во всей Анатолии полностью — в руках армян. Армяне являются желудком страны. Вы сейчас вырезаете желудок и думаете, что другие члены — туркмены, курды, лазы и черкесы смогут взять на себя его функцию. Это заблуждение».

Энвер улыбнулся: «Может быть, несколько лет после войны у нас будет слабый желудок. Мы отдохнем. Подумайте, турецкий народ — это 40 миллионов людей. Когда они будут сплочены в одном государстве, тогда в Азии мы будем играть ту же роль, что Германия в Европе».

Турецкий народ в Османской империи составлял около 9 миллионов человек. Энвер замышлял завоевать еще территорию, охватывающую остальные 31 миллион турок. Таким образом, турецкий Александр намеревался совершить захватнические походы приблизительно до Китая.

Во время войны детям в немецких школах, вместе с сугубо немецкими требованиями, в военных целях также вдалбливали турецкие экспансионистские планы в духе Энвера. В книжке инспектора районной школы Гауптмана «Цели войны. Методическая помощь для современных занятий» написано:

«Теперь о дальнейших странах: Персия, Центральная Азия, Хива, Бухара, Туркестан. Как мы увидели, здесь ведь тоже живут магометане. Более того, есть связь между Турцией и мусульманами этих территорий. Здесь прародина турок. Здесь жили их предки. Отсюда их предки рысью добрались до юга и юго-запада. Турки давно забыли об этом. Они больше не думали о том, что было когда-то. Их мужество было раздавлено. Их враги по кусочку отрывали от старой турецкой империи. Турция стала наподобие больного человека. Турок снова надеется, снова тоскует, снова имеет цель перед собой. Но особенно горячо бьется сердце турка при мысли о тех землях, которые теперь принадлежат русским. Для них это родина, отечество. В стихотворениях поэты воспевают их, и все вторят:

Если внешнеполитическая цель как блуждающий огонек маячила перед глазами турок, то в своей стране они служили своему националистическому делу железной логикой. Они хотели создать свое национальное государство, которое беспощадно отклонило бы любую концессию национальным меньшинствам. То, что арабов невозможно на долгое время усмирить и продержать, с этим в Стамбуле более или менее примирились. Но от христианских народов надо было наконец избавиться, чтобы больше ни один чужак в их собственной стране не смог затормозить националистический захватнический поход.