Николай Наседкин - Достоевский. Энциклопедия

Глава вторая.

I. Один из главнейших современных вопросов.

II. «Злоба дня».

III. Злоба дня в Европе.

IV. Русское решение вопроса.

«Мои читатели, может быть, уже заметили, что я, вот уже с лишком год издавая свой «Дневник писателя», стараюсь как можно меньше говорить о текущих явлениях русской словесности, а если и позволяю себе кой-когда словцо и на эту тему, то разве лишь в восторженно-хвалебном тоне. А между тем в этом добровольном воздержании моем – какая неправда! Я – писатель, и пишу «Дневник писателя», – да я, может быть, более чем кто-нибудь интересовался за весь этот год тем, что появлялось в литературе: как же скрывать, может быть, самые сильные впечатления?..» И далее в этой главе Достоевский, оттолкнувшись от эпизода из романа «Анна Каренина» Л. Н. Толстого (ч. VI, гл. 11), который прочел в январском номере «Русского вестника», поднимает проблемы вовсе даже не литературные. В этом эпизоде Стива Облонский и Константин Левин, отдыхая на охоте, ведут разговор на самую что ни на есть «злобу дня» – о социальном устройстве мира. Оба понимают, что совершенно несправедливо, когда помещик получает пять тысяч рублей, а крестьянин в лучшем случае пятьдесят рублей, только Облонский согласен жить так и дальше, а у Левина «совесть болит». Достоевский и удивлен, и обрадован (особенно, чувствуется, тем, что именно у Льва Толстого это проявилось): «…уж один факт, что такая идеальнейшая дребедень признается самой насущной темой для разговора у людей далеко не из профессоров и не специалистов, а просто светских, Облонских и Левиных, – эта черта, говорю я, одна из самых характерных особенностей настоящего русского положения умов <���…> Я именно провозглашаю, что есть, рядом с страшным развратом, что я вижу и предчувствую этих грядущих людей, которым принадлежит будущность России, что их нельзя уже не видать и что художник, сопоставивший этого отжившего циника Стиву с своим новым человеком Левиным, как бы сопоставил это отпетое, развратное, страшно многочисленное, но уже покончившее с собой собственным приговором общество русское, с обществом новой правды, которое не может вынести в сердце своем убеждения, что оно виновато, и отдаст все, чтоб очистить сердце свое от вины своей…» В Европе, по мнению Достоевского, «злоба дня» решается совершенно неправильно: «предводители пролетариев» прельщают народ перераспределением собственности, перспективами физически истребить буржуазию и занять ее место, отобрать все блага жизни для себя. Но есть «русское решение вопроса» – и «не только для русских, но и для всего человечества». И главное в этом решении – сторона «нравственная, то есть христианская»: начни с себя, нравственно переродись и «потрудись на других»…

МАРТ.

Глава первая.

I. Еще раз о том, что Константинополь рано ли, поздно ли, а должен быть наш.

II. Русский народ слишком дорос до здравого понятия о восточном вопросе с своей точки зрения.

III. Самые подходящие в настоящее время мысли.

Достоевский вновь возвращается к восточному вопросу, который Европа никак решить не может, и со всей определенностью высказывает свое мнение: «Мы, Россия, действительно необходимы и неминуемы и для всего восточного христианства, и для всей судьбы будущего православия на земле, для единения его. Так всегда понимали это наш народ и государи его… Одним словом, этот страшный восточный вопрос – это чуть не вся судьба наша в будущем. В нем заключаются как бы все наши задачи и, главное, единственный выход наш в полноту истории. В нем и окончательное столкновение наше с Европой, и окончательное единение с нею, но уже на новых, могучих, плодотворных началах. О, где понять теперь Европе всю ту роковую жизненную важность для нас самих в решении этого вопроса! Одним словом, чем бы ни кончились теперешние, столь необходимые, может быть, дипломатические соглашения и переговоры в Европе, но рано ли, поздно ли, а Константинополь должен быть наш, и хотя бы лишь в будущем только столетии! Это нам, русским, надо всегда иметь в виду, всем неуклонно. Вот что мне хотелось заявить, особенно в настоящий европейский момент…»

Глава вторая.

I. «Еврейский вопрос».

II. Pro и contra.

III. Status in statu. Сорок веков бытия.

IV. Но да здравствует братство!

С периода, когда Достоевский возглавил газету-журнал «Гражданин» (1873) и основал на его страницах свой «Дневник писателя », – а затем еще более широко и в ДП 1876 г. – он взялся довольно часто употреблять слово «жид» и производные от него, а затем появляется в его публицистике латинское выражение, которое станет ключевым во многих последующих статьях писателя, затрагивающих еврейский вопрос, – «status in statu» («государство в государстве»), Достоевскому все чаще приходилось объясняться, оправдываться по поводу своего неприкрытого «антижидовского шовинизма». Слишком видную роль в общественной жизни России стал он играть в последние годы жизни, каждое слово его, каждый поступок вызывали резонанс в образованных кругах. Так, к примеру, писательница и общественная деятельница Е. П. Леткова (Султанова) вспоминала: «В студенческих кружках и собраниях постоянно раздавалось имя Достоевского. Каждый номер «Дневника писателя» давал повод к необузданнейшим спорам. Отношение к так называемому «еврейскому вопросу», отношение, бывшее для нас своего рода лакмусовой бумажкой на порядочность, – в «Дневнике писателя» было совершенно неприемлемо и недопустимо: «Жид, жидовщина, жидовское царство, жидовская идея, охватывающая весь мир…» Все эти слова взрывали молодежь, как искры порох…» [ Д. в восп., т. 2, с. 449]

Ф. М. Достоевский. Фотография Н. Ф Досса, 1876 г.

Сохранилось и шесть писем к Достоевскому от А. Г. Ковнера , литератора, а на момент переписки и арестанта (присвоил, служа в банке, 168 тысяч рублей), наполненных полемикой с автором ДП и его «юдофобскими» взглядами. На первые два послания Ковнера Достоевский ответил подробнейшим письмом, а затем решил ответить сразу «капитально» и всем на страницах ДП. Титло «мракобеса», «шовиниста» носить Достоевскому отнюдь не хотелось. Но и убеждений своих он изменить был не в силах, кривить душой не хотел – он всегда писал и говорил только то, что думал. Так как это – краеугольная публикация у Достоевского по «еврейскому вопросу», стоит процитировать из нее основные фрагменты: