Борис Соколов - Сто великих войн

12 октября в Риге были согласованы предварительные условия мира, а 18 октября прекращены боевые действия. Накануне польские войска без боя заняли Минск, но тут же оставили его, отойдя на запад к согласованной линии границы. К тому времени выяснилось, что правительство Петлюры не в состоянии мобилизовать на Украине значительные силы, и Пилсудский отказался от идеи федерации, предпочтя включить западные области Украины и Белоруссии, а также литовскую столицу Вильно (Вильнюс) в состав Польши. С включением же Минска — политического и культурного центра Белоруссии, трудно было бы избежать предоставления автономии национальным меньшинствам, о чем польские политики не желали даже слышать. На оставляемой войсками Пилсудского территории самостоятельную войну с Советами пробовали вести украинская армия Петлюры и Народно-добровольческая армия Б. Савинкова и генерала С. Булак-Булаховича, выступавшей под эсеровскими лозунгами. В ноябре 1920 года они были разбиты и ушли в Польшу.

Еще в августе 1920 года возникла легенда, будто если бы не было промедления в несколько дней при передаче 1-й Конной армии Западному фронту, исход сражения за Варшаву мог бы быть совсем иным. Но эта версия рассыпается, если принять во внимание расчет времени и сил и средств сторон. Вот что уже после окончания войны писал бывший командующий Юго-Западным фронтом Егоров по поводу передачи 1-й Конной армии Западному фронту: «От района местонахождения 1-й конной армии 10 августа (район Радзивилов — Топоров) до района сосредоточения польской ударной 4-й армии (на р. Вепш — на линии Коцк — Ивангород) по воздушной линии около 240–250 км. Даже при условии движения без боев просто походным порядком 1-я Конная армия могла пройти это расстояние, учитывая утомленность ее предшествующими боями, в лучшем случае не меньше, чем в 8–9 дней (3 перехода по 40–45 км, дневка и т д.), т. е. могла выйти на линию р. Вепш лишь к 19–20 августа, и то этот расчет грешит преувеличением для данного частного случая. При этом в него необходимо внести еще и поправку за счет сопротивления противника. Возьмем за основание ту среднюю скорость движения, которую показала именно в такой обстановке конная армия в 20-х числах августа при своем движении от Львова на Замостье, т. е. 100 км за 4 дня. Исходя из этих цифр, надо думать, что раньше 21–23 августа конная армия линии р. Вепш достигнуть никогда не сумела бы. Совершенно очевидно, что она безнадежно запаздывала и даже тылу польской ударной группы угрозой быть никак не могла. Это не значит, конечно, что сведения о движении 1-й Конной армии 11 августа на Сокаль — Замостье не повлияли бы на мероприятия польского командования. Но очень трудно допустить, чтобы одним из этих мероприятий оказалась бы отмена наступления 4-й армии. По пути своего движения 1-я Конная армия встречала бы, помимо польской конницы, 3 дивизию легионеров на линии Замостья; у Люблина — отличную во всех отношениях 1-ю дивизию легионеров, следовавшую к месту сосредоточения у Седлице по железной дороге. Польское командование могло без труда переадресовать и бросить на Буденного 18-ю пехотную дивизию, также перевозившуюся в эти дни по железной дороге из-под Львова через Люблин к Варшаве… Не забудем, что к вечеру 16-го противник мог сосредоточить в Ивангороде в резерве всю 2-ю дивизию легионеров. Кроме того, надо же учесть и прочие части 3-й польской армии, обеспечивавшей сосредоточение 4-й армии юго-восточнее Люблина. В Красноставе к 15 августа сосредоточивалась 6-я украинская дивизия, у Холма — 7-я. Короче говоря, очень трудно, почти совершенно невозможно допустить, чтобы польское командование, игнорируя расчет времени, пространства и свои возможности, панически отказалось от развития контрудара, решавшего, как последняя ставка, судьбу Варшавы, только под влиянием слухов о движении Конной армии в северо-западном направлении. Надо думать, что не пострадала бы особенно даже сама сила контрудара, ибо его начали бы непосредственно три дивизии (14-я, 16-я и 21-я) вместо четырех, как было на самом деле (если отбросить 1-ю дивизию легионеров). Это ничего существенно не изменило бы, поскольку дивизии польской ударной группы, как писал Пилсудский, с началом наступления „двигались почти без соприкосновения с противником, так как незначительные стычки в том или ином месте с какими-то небольшими группами, которые при малейшем столкновении с нами рассыпались и убегали, нельзя было называть сопротивлением“».

Действительно, более раннее движение армии Буденного к Замостью могло бы привести только к ослаблению польской ударной группировки на одну дивизию, что все равно не помешало бы Пилсудскому разбить войска Мозырской группы и зайти во фланг армиям Западного фронта. Правда, если уж быть совсем точным, возвращение 18-й польской дивизии на юго-западное направление против Конармии, вероятно, заставило бы польское командование отказаться от контрудара на севере. Однако, во-первых, сам по себе этот контрудар решающего значения не имел, и, во-вторых, Пилсудский мог решить, что уже имевшихся под рукой пяти пехотных дивизий (трех дивизий легионеров, 7-й польской и 6-й украинской) и конницы для нейтрализации Буденного хватит, и продолжить переброску 18-й дивизии в 5-ю армию. В любом случае 1-я Конная попала бы в районе Замостья в окружение, как это на самом деле и произошло во время ее рейда в 20-х числах августа, и никакой существенной помощи армиям Тухачевского в отражении польского контрнаступления оказать бы не смогла. Движение войск Буденного все равно не заставило бы поляков отказаться от запланированного контрудара — своей последней и главной ставки в войне с Москвой.

Менее катастрофичным для Красной армии было бы решение главного командования и высшего военно-политического руководства после взятия Бреста не дробить силы в двух расходящихся направлениях, а сосредоточить войска на варшавском направлении, ограничившись на Юго-Западном фронте лишь вспомогательными действиями по сковыванию противостоявших ему польских войск. Ведь войска Западного и Юго-Западного фронтов разделяло болотистое Полесье, и оперативное взаимодействие между ними было очень затруднено. И в этом случае Варшаву взять вряд ли бы удалось, но поражение Красной армии не было бы столь катастрофическим.

Однако разделение усилий советских войск между Варшавой и Львовом отнюдь не было случайной ошибкой. Расчет был на овладение Восточной Галицией для дальнейших действий против Румынии. Советские вожди мечтали не только об отвоевании Бессарабии, но и о том, чтобы принести пламя революции на Балканы.

Параллельно с советско-польской войной разворачивались боевые действия на юге России. Остатки ВСЮР, укрывшиеся в Крыму и переименованные в Русскую армию, возглавил генерал барон Петр Врангель. Он понимал, что «одна губерния не может воевать с сорока девятью». Врангель пытался договориться с Польшей о союзе и взаимодействии, однако отказался юридически признать независимость и границы нового государства, и договоренности достичь так и не удалось. Генерал с самого начала сознавал, что через не слишком продолжительное время придется эвакуировать Крым, и готовился к этому, чтобы не повторить трагедию провальной новороссийской эвакуации. Одну из главных задач Врангель видел в том, чтобы поднять репутацию белого движения после многочисленных эксцессов, в результате которых население стало называть Добрармию «Грабьармией». Новый главнокомандующий говорил В. Шульгину: «Если уж кончать, то, по крайней мере, без позора… Я хотел хоть остановить это позорище, это безобразие, которое происходило… Уйти, но хоть, по крайней мере, с честью… И спасти, наконец, то, что можно…»