Елена Авадяева - 100 великих казней

В бывшем СССР тема исполнения смертных приговоров была закрытой.

Непосредственные же участники этого процесса давали «подписку о неразглашении». Но сегодня того государства и органов, которым они давали подписку, нет. И человек, более двух с половиной лет приводивший в исполнение смертные приговоры в Азербайджане, бывший начальник учреждения УА-38/1 УИТУ МВД Аз ССР Халид Махмудович Юнусов рассказывает:

— Обычно из Верховного суда нас заранее предупреждали о таких заключенных, к нам они поступали только после вынесения им смертных приговоров. Это сейчас на каждого заключенного наручники одевают, а тогда только на приговоренного к смертной казни. Я как начальник тюрьмы был обязан его принять, предложить написать прошение о помиловании, если же он считает приговор необоснованным, мы — я и другой сотрудник, который в тот момент оказывался рядом, составляли акт об отказе осужденного написать прошение о помиловании, которое отправляли так же, как и заявления с просьбой о помиловании, прокурору по надзору в прокуратору республики, которая в свою очередь направляла все эти заявления в президиум Верховного совета вначале республики, а потом СССР. Там существовала специальная комиссия по рассмотрению. Пока она рассматривала заявление осужденного, человек находился у нас.

— Сколько обычно проходило времени с момента вынесения приговора до приведения его в исполнение?

— По-разному: три месяца, шесть, бывало, и до года. Из Министерства внутренних дел приходил специальный пакет с указом Верховного совета, в котором примерно говорилось: «Ваше прошение о помиловании рассмотрено…» В таком случае смертную казнь заменяли на пятнадцатилетнее тюремное заключение. Или же: «Приговор привести в исполнение». Мы вызывали заключенного и объявляли ему это.

За тот срок, что приговоренные находились у нас, они менялись до неузнаваемости. Если вначале они еще на что-то надеялись, то потом день за днем… Они каждый шаг различали. Пятый корпус Баиловской тюрьмы, куда сажали смертников, был очень маленький.

Существовал специальный приказ под грифом «совершенно секретно» (я сейчас его номер не помню), который находился у начальника тюрьмы. Согласно этому приказу МВД СССР, смертников следовало содержать в одиночных камерах, в исключительных случаях по два человека, если мест не хватало. Это сейчас по пять-шесть человек запихивают. Раньше не положено было, так как это могло привести к всевозможным эксцессам.

В пятом корпусе контролеры, чтобы исключить возможность их общения с заключенными, сговора с ними или мало ли чего еще, проходили спецотбор для работы со спецконтингентом. Смертникам, как говорится, терять нечего, убывают на тот свет. А утечки информации быть не должно. Я давал подписку о неразглашении этой тайны, но сегодня нет тех, кому я ее давал, нет ни Советского Союза, ни МВД СССР…

— К приговоренным к смертной казни родственники допускались?

— Только с разрешения председателя Верховного суда.

— Случалось ли за годы вашей работы, чтобы смертник умер до исполнения приговора?

— У меня за неполные три года был всего один такой случай. По делам «мейветеревез», например, по пятьдесят человек сажали. По этому делу был и приговоренный к расстрелу. Но у него обнаружился рак горла, от чего он и умер.

— Как часто выносили решения о помиловании?

— Таких случаев было два. Например, помню, помиловали молодого парня из Белокан, он одного убил, а другого тяжело ранил.

Дело было так: пришел он только из армии, двадцать один год, работал трактористом. Пашет землю, подъезжает к нему то ли главный инженер, то ли еще кто из начальства: «Чего ты не так вспахал…», и заругался на него матом.

Парень схватил монтировку и размозжил ею череп, ранил его шофера, поспешившего на помощь, тот получил тяжкие телесные повреждения.

Он не стал писать прошение о помиловании, заявив! «Виноват — пускай расстреливают. Мат мы не прощаем». Я позвонил прокурору по надзору, который, увидев его, решил, что парень должен использовать свой шанс. «Отсидит пятнадцать лет, — сказал он мне, — в тридцать шесть выйдет, молодой еще будет». Он уже, наверное, вышел…

— По телевидению показывали, как человек проходит в специально отведенную комнату, встает спиной к двери, на которой открывается форточка, и ему стреляют в затылок…

— У нас было не так. У нас убивали очень жестоким способом. Сама процедура была не отработана. Я даже по этому вопросу обращался к министру МВД. Он обещал направить меня в Ленинград, где была другая система, но его убили.

Делалось это так и до меня, и мне тоже, как говорится, по наследству передали. Происходило все ночью, после двенадцати часов. Обязательно должны были присутствовать начальник тюрьмы, прокурор по надзору — может, мы какого-нибудь подставного расстреляем, а преступника отпустим за миллионы.

Кроме тех, кого я назвал, при исполнении приговора должны были присутствовать врач — начальник медицинской экспертизы, который констатировал факт смерти, и представитель информационного центра, занимавшегося учетом.

Мы составляли акт — обязательно я и один из участников группы, которая исполняла приговор. В МВД республики была такая специальная засекреченная группа, которая состояла из десяти человек. В те годы, что работал, в ней я был старшим. У меня было два заместителя. Первый заместитель приговоров в исполнение не приводил — боялся крови. Он до этого работал где-то в ОБХСС, а потом пробрался сюда на должность зама начальника тюрьмы.

Другой потом умер, видимо, на него подействовало это все. Мой заместитель должен был по положению хотя бы раз в течение квартала заменять меня, чтобы я мог как-то отвлечься от этого кошмара. У меня за три года работы было человек тридцать пять. И ни одного квартала, чтобы никого… Один раз было шесть человек…

Забирая осужденного на исполнение приговора, мы не объявляли ему, куда ведем. Говорили лишь, что его прошение о помиловании указом президиума Верховного совета отклонено. Я видел человека, который в тот момент поседел на глазах. Так что, какой бы внутренней силы человек ни был, в тот момент ему не говорили, куда ведут. Обычно: «Иди в кабинет». Но они понимали, зачем. Начинали кричать: «Братья!.. Прощайте!..» Жуткий момент, когда открываешь дверь того кабинета и человек стоит, не проходит… «Кабинет» небольшой, примерно три метра на три, стены из резины. Когда человека туда заводят, он уже все понимает.

— Весь кабинет в крови?

— Он весь закрыт, наглухо, только маленькая форточка. Говорят, даже когда барана связывают, он понимает зачем, даже слезы на глазах бывают. Люди реагировали в тот момент по-разному. Бесхарактерные, безвольные сразу же падали. Нередко умирали до исполнения приговора от разрыва сердца. Были и такие, которые сопротивлялись, — приходилось сбивать с ног, скручивать руки, наручники одевать.