Елена Авадяева - 100 великих казней

«Он так же мало испуган, — писал государственный секретарь, — как если бы его взяли за простой разбой на большой дороге [15] Кстати, и за это в тогдашней Англии карали смертной казнью через повешение. ».

Лорды, на следующий день допрашивавшие его, провели бессонную ночь, а он спал безмятежно. Через несколько дней допросов судьи, утомленные упорством пленника, пригрозили ему пытками. Узник открыл судьям то, что касалось лишь его самого — что его имя было Гай, а прозвище Фокс. Он, дескать, поклялся на Часослове не выдавать своих товарищей по заговору, а после этой клятвы принял святое причастие. Теперь он сожалеет о своих преступных намерениях, ибо видит, что Бог не захотел допустить такого дела.

Однако ни имен заговорщиков, ни их дальнейшие планы Фокс открывать не собирался. Разгневанный его упорством, судья приказал привязать узника на станок для растягивания жил. Не прошло и получаса пытки, как Гай Фокс во всем признался. Он назвал имена, адреса и многие другие подробности.

Заговорщиков судили недолго. Догби, Роберта Кетсби, Гарнета, Гранта и Бетса повесили на площади святого Павла, тогда как Фокс, Кей, Роксвуд и Том Винтер были вздернуты на виселицах и потом выпотрошены на дворцовой площадке. В предсмертной речи отец-иезуит предостерег католиков против участия в мятежных и изменнических предприятиях против короля.

21 января 1605 года собрался парламент. По предложению нижней палаты были введены дополнительные ограничения в правах для католиков, а 5 ноября — день открытия «порохового заговора» объявлен навечно днем вознесения благодарственной молитвы. Таково было окончание «порохового заговора».

14 мая 1610 года король Франции Генрих IV отправился в открытом экипаже на прогулку по Парижу. Оставалось всего пять дней до отъезда его на войну. Этот ставший легендой человек, в котором сочетались черты развеселого гуляки, дамского угодника и мудрого государственного деятеля, решил приступить к осуществлению главного дела своей жизни — ликвидации гегемонии в Европе испанских и австрийских Габсбургов, с трех сторон зажавших в клещи Францию… На узкой парижской улице, по которой ехала королевская карета, путь ей неожиданно преградили какие-то телеги. Затем к экипажу подбежал рослый рыжий детина и трижды нанес королю удары кинжалом. Раны оказались смертельными.

По приказу жены Генриха флорентийки Марии Медичи, провозглашенной регентшей при ее малолетнем сыне Людовике XIII, убийца был вскоре предан суду. Он не отрицал своей вины, утверждал, что никто не подстрекал его к покушению на жизнь короля, все содеянное им было совершено по личному усмотрению, без чьего-либо наущения или приказания. Установить личность преступника не составило труда. Это был Жан Франсуа Равальяк, стряпчий из города Ангулема, ярый католик, неудачно пытавшийся вступить в иезуитский орден и не скрывавший недовольства той терпимостью, которой стали пользоваться по приказу Генриха его бывшие единоверцы — гугеноты. Равальяк несколько раз стремился добиться приема у короля, чтобы предостеречь его против такого опасного курса, и, когда ему это не удалось, взялся за кинжал. Убийца даже под пыткой продолжал твердить, что у него не было соучастников. Судьи парижского парламента терялись в догадках, их мысль пошла по привычному пути: не подстрекал ли Равальяка к злодеянию сам дьявол, известный враг рода человеческого? Ведь свидетель обвинения Дюбуа, ночевавший некоторое время в одной комнате с подсудимым, утверждал, что сатана появлялся там в виде «огромного и страшного пса».

В то же время исповедник погибшего короля, иезуит отец Коттон, увещевал убийцу: «Сын мой, не обвиняй добрых людей!» На эшафоте Равальяк, даже когда ему угрожали отказать в отпущении грехов, если он не назовет своих сообщников, снова и снова повторял, что он действовал в одиночку. Равальяк искренне был убежден, что от этих слов, сказанных им за минуту до начала варварской казни, зависело спасение его души. Но соответствовали ли они действительности?

В 1610 году судьи явно не имели особого желания докапываться до истины, а правительство Марии Медичи проявляло еще меньше склонности к проведению всестороннего расследования. Но уже тогда задавали вопрос: не приложили ли руку к устранению короля те, кому это было особенно выгодно? Через несколько лет выяснилось, что некая Жаклин д'Эскоман, служившая у маркизы де Верней, фаворитки Генриха (которой неисправимый ловелас даже дал письменное обещание жениться и семейство которой уже устроило однажды заговор, угрожающий жизни короля), пыталась предупредить Генриха о готовившемся на него новом покушении. В организации покушения, помимо маркизы де Верней, по утверждению д'Эскоман, участвовал также могущественный герцог д'Эпернон, мечтавший о первой роли в государстве.

Жаклин д'Эскоман старалась предупредить обо всем этом короля через его супругу Марию Медичи, но та не успела сообщить об этом мужу — в последний момент уехала из Парижа в Фонтенбло. Отец Коттон, к которому хотела обратиться д'Эскоман, также отбыл в Фонтенбло, а другой иезуит посоветовал ей не вмешиваться не в свои дела. Вскоре после этого разговора Жаклин обвинили в том, что она, не имея средств на содержание своего сына в приюте, пыталась подбросить малыша. Жаклин д'Эскоман была немедленно арестована, по закону ей угрожала смертная казнь. Но судьи оказались мягкосердечными; они посадили ее ненадолго в тюрьму, а потом отправили в монастырь. Не была ли эта снисходительность платой за то, что на суде Жаклин ни одним словом не упомянула о заговоре против Генриха IV?

Почему же Мария Медичи не сообщила королю о встрече с Жаклин д'Эскоман? У этой упрямой и взбалмошной женщины и особенно у ее фаворитов — супругов Кончини были свои причины желать устранения короля. Генрих сильно увлекся молоденькой Шарлоттой Монморанси, ставшей женой принца Конде. Этот бурный роман вызвал серьезные опасения флорентийки. Зная характер Генриха, она допускала, что он может пойти на развод с ней или приблизить принцессу Конде настолько, что последняя приобретет решающее влияние при дворе. В случае смерти Генриха Мария Медичи становилась правительницей Франции до совершеннолетия ее сына Людовика XIII, которому тогда было всего девять лет. Фактическая власть в таком случае досталась бы супругам Кончини, которые имели огромное влияние на Марию Медичи (так оно и произошло впоследствии, хотя герцог д'Эпернон в первые дни после смерти Генриха IV также стремился прибрать к своим рукам бразды правления). В январе 1611 года Жаклин д'Эскоман вышла из монастыря и попыталась опять вывести заговорщиков на чистую воду. Ее снова бросили в тюрьму и предали суду. Однако этот процесс принял нежелательное для властей направление. Слуга Шарлотты дю Тилли (которая была близка к маркизе де Верней и находилась в придворном штате королевы) показал, что не раз встречал Равальяка у своей госпожи. Это подтверждало свидетельство д'Эскоман, также служившей некоторое время у дю Тилли, которой ее рекомендовала маркиза де Верней. Судебное следствие срочно прервали, «учитывая достоинство обвиняемых». Президент суда был заменен ставленником двора. Несмотря на давление со стороны правительства, требовавшего вынести смертный приговор Жаклин д'Эскоман за лжесвидетельство, голоса судей разделились поровну. Подсудимая была приговорена к вечному тюремному заключению…