Елена Авадяева - 100 великих казней

Пока ему обрезали волосы, он молвил, вздыхая: „Боже мой, что такое мир сей? Боже мой, прими мою мученическую смерть во искупление грехов моих“. И, обратившись к палачу, который стоял рядом, но еще не вынимал топор из мешка, он спросил: „Чего же ты ждешь, почему медлишь?“

Духовник, приблизившись, дал ему крест, а он с невероятным присутствием духа попросил держать распятие у него перед глазами, которые попросил не завязывать. Сен-Мар крепче обнял плаху, и в воздухе сверкнул топор…

Де Ту палач нанес три удара, прежде чем голова осужденного упала на помост. Старый слуга Сен-Мара, державший его лошадь, как то подобает при погребальном шествии, остановился у подножия эшафота и смотрел на своего господина, вплоть до ужасного конца, затем рухнул мертвый».

Немного найдется в истории процессов, которые оказали бы столь сильное влияние не только на современников, но и на последующие поколения, как суд над английским королем Карлом 1.

В наши цели не входит описывать причины английской буржуазной революции. Скажем лишь, что за время своего правления Карл I сделал все, чтобы озлобить и настроить против себя свой народ. Более восемнадцати лет в Англии не созывался парламент. Карл окружил себя новыми советниками, весьма непопулярными в народе. Вентворт был другом Испании и Рима, Лод был настолько папист, что папа Урбан предложил ему кардинальскую шапку. Вайндбанк, произведенный королем в государственные секретари, поступил в иезуитский орден. Лорд Финч, верховный судья, был самый презренный из судей.

Карл управлял Англией страхом и силой. Тюрьма, телесные наказания, каторжная работа царили повсеместно. Послушные суды заставляли народ принять католичество. Конные отряды посылались в провинции для сбора податей. Людей по приказу Карла хватали, секли, отрубали им носы и уши, выжигали щеки.

Изувеченные, истекающие кровью, заклейменные горячим железом, эти несчастные перевозились от позорного столба в тюрьму Гэт-Гоуз, Маршалси или Лондонскую Башню.

Монархов и до этого нередко насильственно свергали с трона, немало их кончало жизнь под топором палача, но всегда при этом они объявлялись узурпаторами престола — их лишали жизни, но по приказу другого, объявленного законным государя. Когда судили бабку Карла I, Марию Стюарт, невозможно было подыскать подходящие судебные прецеденты, хотя речь шла не о царствующей королеве, которую к тому же судили в другой стране и по повелению монарха страны, где она провела в тюрьме почти два десятилетия. Во время английской революции парламент, вопреки сопротивлению Карла I, настоял на казни двух его главных советников, осуществлявших политику королевского абсолютизма, — графа Страффорда и архиепископа Лода. Их процессы произвели сильное впечатление, но и они не могли идти ни в какое сравнение с судом над королем.

Исключительность процесса Карла I подчеркнула сама история — только через полтора века, в годы другой, еще большей по масштабам народной революции снова бывшие подданные судили своего монарха. Но и тогда это стало событием, эхо которого отозвалось по всей Европе.

Процесс Карла I поражал воображение также силой характера врагов, столкнувшихся в этом деле. Во многом можно было обвинить Карла: и в стремлении утвердить на английской почве королевский абсолютизм иноземного типа, и в полной неразборчивости в средствах, и в готовности на любые клятвопреступления, на циничное попрание самых торжественных обещаний, на сговор с врагами страны и на предательство, если это было в его интересах, своих наиболее верных сторонников, на отречение от исполнителей своих приказаний и на то, что, если нужно, он пролил бы реки крови своих подданных. Но нельзя отказать Карлу и в неукротимой энергии, в убежденности в справедливости своего деда, в том, что используемые им дурные средства служат благой цели. Уже в предсмертной речи с эшафота он заявил собравшейся толпе: «Я должен сказать вам, что ваши вольности и свобода заключены в наличии правительства, в тех законах, которые наилучше обеспечивают вам жизнь и сохранность имущества. Это проистекает не из участия в управлении, которое никак вам не надлежит. Подданный и государь — это совершенно различные понятия». За несколько минут до казни Карл продолжал отстаивать абсолютизм с таким же упрямством, как и в годы наибольшего расцвета своего могущества.

Революционерам надо было созреть для борьбы и для торжества над таким убежденным противником, за которым стояли столетние традиции, привычки и обычаи многих поколений. Несомненно, что только давление снизу, со стороны народа, побудило руководителей парламентской армии — Оливера Кромвеля и его единомышленников — пойти на углубление революции, на ликвидацию монархии и провозглашение республики. Это, однако, не исключало того, что лондонская толпа была раздражена своекорыстной политикой парламента. Недовольство вызывалось растущим бременем налогов, разорением, связанным с многолетней гражданской войной. Стоит ли удивляться, что порой это недовольство окрашивалось в монархические тона? С другой стороны, большое количество парламентских политиков боялось народа и готово было цепляться за монархию как возможного союзника. Карьеристский расчет заставлял этих людей сомневаться в прочности порядка, который будет создан без привычной монархической формы власти, страшиться ответственности в случае реставрации Стюартов, что все время оставалось реальной политической возможностью.

Нельзя было найти юриста, который составил бы обвинительный акт против короля. Палата лордов отказалась принять решение о предании Карла суду. Палата общин, подвергнутая «чистке» от сторонников соглашения с королем, назначила в качестве судей 135 лиц. На их верность, как считали, можно положиться. Но 50 из них сразу отказались от назначения, большинство остальных под разными предлогами не поставили своей подписи под приговором.

Нужна была поистине железная воля Кромвеля и его ближайшего окружения, а также тех демократически настроенных офицеров-левеллеров (уравнителей), которые по своим политическим взглядам стояли левее руководителей армии, чтобы преодолеть страхи одних, возражения других, интриги и эгоистические расчеты третьих и решиться на чрезвычайную меру, поразившую Европу.

Идя на этот дерзкий революционный шаг, верхушка армии стремилась внешне сохранить связь с английской конституционной традицией, по крайней мере с теми ее положениями, которые не были ликвидированы самой логикой развития революции. Однако провести процесс над королем в соответствии с конституционными принципами, как раз включавшими безотчетность монарха перед подданными за свои поступки, было заранее безнадежным делом. Более того, для Карла I, тоже пытавшегося по существу изменить форму правления в Англии по примеру континентального абсолютизма, конституционная почва была наиболее удобной для оспаривания правомочности суда.