Непомнящий Николаевич - 100 великих загадок истории

Гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох был, похоже, страшным занудой. Весна 1945-го — бомбёжки, бегство всеобщее, а он объявлял подчинённым выговоры в письменном виде да ещё и требовал, чтобы бумажки аккуратно подшивались. Среди них и нашли выговор хранителю янтарной коллекции Кёнигсберга Альфреду Роде за то, что на 4 марта тот ещё не успел эвакуировать своё хозяйство. Значит, 4 марта Янтарная комната не лежала на дне Вислинского залива. И на дне Гданьского — тогда ещё Данцигского — залива она не лежала. Она оставалась в Кёнигсберге. А в апреле Кёнигсберг был взят. Потом он стал советским Калининградом. Может быть, Янтарная комната до сих пор там?

В Кёнигсберг Янтарную комнату вывезли в декабре 1941-го. Там, в Королевском замке, она и хранилась до августа 1944-го, когда замок частично выгорел от бомбёжки. После войны Роде клятвенно заверял нашего профессора Брюсова, что Янтарная комната тогда же, в августе, и сгорела. Но есть свидетельства, что в январе 1945-го ящики с Янтарной комнатой (или часть их) были целы! Опять же приказ Коха — если всё сгорело, то за что выговор объявлять? А Роде вскоре исчез из Кёнигсберга. Судьба его неизвестна.

Версии множились. Создавалось впечатление, что свидетели, в основном немцы, сознательно уводили поиск от Кёнигсберга.

Внести ясность мог бы Эрих Кох, который содержался в заключении у поляков. Журналист известинец Юрий Пономаренко через посредников обратился к бывшему гауляйтеру. Тот дал понять, что готов к разговору о Янтарной комнате, и потребовал довоенный план Кёнигсберга. План ему передали. А разговор не состоялся. Представитель польской стороны сообщил, что заключённый чувствует себя неудовлетворительно. Сенсационная статья появилась в редакции журнала «Чудеса и приключения». Якобы в 1939 г., когда заключался пакт Молотова — Риббентропа, Сталин вызвал Алексея Толстого: вы, дескать, понимаете насчёт культуры-мультуры, так скажите, что советский народ может подарить немецкому народу — своему брату навек со следующей недели? «Янтарную комнату, — будто бы ответил автор «Хлеба». — Очень будет символично: Фридрих-Вильгельм I в своё время то ли подарил, то ли продал Петру янтарный кабинет, потом Растрелли уже в Царском Селе, то есть по-нынешнему в Пушкине, пятнадцать лет доводил этот кабинет до ума, и получилась Янтарная комната. А мы её — обратно немцам!»

Сталин, конечно, поругал Толстого за расточительность, но в общем идея показалась ему хорошей. С одной поправкой: дарить немцам надо копию. И таких копий заказали реставратору Барановскому сразу две. К началу войны стало целых три Янтарные комнаты! Одну эвакуировали в Москву. Одну спрятали в подвалах Екатерининского дворца. Одна — причём не оригинал — точно досталась немцам, которые и вывезли её в Кёнигсберг.

А Барановский, его сотрудники и ученики стали пропадать или умирать при загадочных обстоятельствах. Сталин не хотел оставлять свидетелей. Потому что «московскую» — настоящую! — Янтарную комнату он-таки уступил по-дружески. Но не Гитлеру.

Осенью 1941 г. с Тушинского аэродрома взлетел американский транспортник «Дуглас» и взял курс на восток. На дальний Восток. А оттуда — на Аляску. «Дуглас» вёз подлинную Янтарную комнату для Арманда Хаммера, большого друга Советского Союза.

Ещё в годы, когда официальный Запад не хотел иметь дел с Советской Россией, Хаммер посредничал в экспортно-импортных операциях типа «тракторы „Фордзон“ в обмен на картины из Эрмитажа». Вроде бы есть документы, свидетельствующие о его попытках купить Янтарную комнату в 1920-1930-х гг. Тогда не вышло. А в 1941-м вышло. Потому что Хаммер был другом не только Советского Союза. Он был другом президента США Франклина Рузвельта. А Рузвельт после пакта Молотова — Риббентропа и нападения СССР на Финляндию не очень-то был расположен помогать Сталину. Вот Хаммер и взялся помирить своих друзей, а в награду получил Янтарную комнату.

Версия о трёх Янтарных комнатах принадлежит петербургским краеведам. Ей можно не верить. Но в неё укладываются многие факты и предположения. Вот только немецкие мастера в своё время работали над Янтарной комнатой 8 лет да русские — 15. Мог ли Барановский успеть за два года? И добыча пригодного для этого ювелирного янтаря ничтожна. И 130 с лишним ящиков — Янтарная комната в собранном виде — не много ли для «Дугласа»?

В числе объектов вермахта, занятых после войны советскими оккупационными войсками, был бункер «Ольга». Известно, что немцы минировали такие сооружения и, например, «Вольфшанце» в Западной Белоруссии наши предпочли просто взорвать. А «Ольгу» замуровали, не обследовав. Когда стали выводить войска из Германии, тогда и поинтересовались: а на чём, собственно, стояла наша войсковая часть все эти сорок пять лет? Главное разведуправление нашло ошеломляющий ответ: в недрах «Ольги» спрятаны российские культурные ценности, в том числе Янтарная комната!

Но бункер к тому времени уже отошёл к объединённой Германии. Вскрывать и обследовать его немцы не расположены.

«Новороссийск», прежде «Джулио Чезаре» — «Юлий Цезарь», был одним из самых крупных кораблей итальянского флота и достался Союзу по репарации в 1949 г. В середине 1950-х линейный корабль «Новороссийск» являлся флагманом Черноморского флота.

Заместитель начальника Ейского морского порта Анатолий Самко был очевидцем самой страшной трагедии в послевоенной истории Военно-Морского флота страны…

В 1955 г. 19-летний Анатолий Самко проходил срочную службу старшиной водолазного катера 407-го аварийно-спасательного дивизиона особого назначения Черноморского флота.

Ночью 29 октября 1955 г. старшина Анатолий Самко спал со своими товарищами на катере, стоявшем у Константиновского равелина, когда вдруг по катерам побежал дежурный с криком: «Боевая тревога!»

— В нас как-то въелось, что тревога бывает только учебной, — рассказывает Самко. — Ну, ни шатко ни валко поднимаемся. А дежурный назад бежит: «Вашу богомать!.. Там моряки в „Новороссийске“ гибнут!..» Тут сразу все очнулись. Так спешили, что, когда снаряжали водолаза, даже свитер забыли на него надеть…

Минут через двадцать водолазный катер аварийно-спасательной службы подошёл к линкору. Тот стоял уже «клюнутым», нос в воде, корма приподнята. До берега было метров 100, глубина 18–20 м. Началась суета: катеру то давали команду подойти и даже подать концы, то — отойти…

28 октября 1955 г., как вспоминает Самко, «Новороссийск» стоял на внешнем рейде, выполняя учебные задания. Около 22 часов линкор подошёл ближе к берегу и стал на бочки.

Примерно в 1 час 30 минут 29 октября на линкоре произошёл взрыв. Он был глухой, многих моряков, спавших на соседних судах, он даже не разбудил.