Олег Ермишин - Афоризмы

Английский – простой, но очень трудный язык. Он состоит из одних иностранных слов, которые к тому же неправильно произносятся.

Длительная связь с женщиной возможна, только если с ней вместе можно смеяться в театре. Если можно вместе молчать. Если можно вместе грустить. Иначе все идет к черту.

Знать иностранный язык – значить решать на нем кроссворды.

Любое прославление павшего на войне означает трех погибших в следующей.

Любой исторический роман превосходно изображает эпоху, в которой живет его автор.

Многие люди вообще не читают книг, а только их рецензируют.

Не забывайте о качестве. Гроб, например, должен быть сделан так, чтобы его хватило на всю жизнь.

Он ничего не смыслит в женщинах: дамам из общества предлагает деньги, продажным девкам посвящает стихи. И, что самое удивительное, всегда имеет успех.

Опыт не значит ровно ничего. Можно тридцать пять лет делать одно и то же, и делать это плохо.

Пессимист: «Значит, когда-нибудь я умру. Ну, конечно, такое может случиться только со мной!»

Полнота – не физиологическое свойство, а мировоззрение.

Прожив неделю в Париже, я как нельзя лучше понял Францию; прожив в ней три года – совершенно не понимаю ее.

Прямо трудно поверить, как прекрасно можно обходиться без изобретений 2500 года!

Речь – это даже не диалог, а пьеса для оркестра, потому что безмолвные слушатели говорят одновременно с тобой. И их надо уметь слушать.

Самое лучшее в попойке – начало, а потом воспоминание о ней.

Сатирик – это обиженный идеалист.

Скажи мне, кому ты молишься, когда твои дела хороши, и я скажу тебе, насколько ты благочестив.

Тот человек хорош, с кем можно хорошо помолчать.

У человека две ноги и два убеждения. Первое – на тот случай, когда его дела хороши; второе – на тот случай, когда его дела плохи. Оно-то и называется религией.

Церковь благославляет то, чему не в состоянии помешать.

Читателю хорошо – он может сам выбирать писателя.

Это задача исторического материализма – показать, как все произойдет в дальнейшем, а если произойдет не так, то показать, почему так быть и не могло.

Всякий прогресс идет извилистым путем.

Желание не менее сладко, чем свершение.

Жизнь, сколько ее ни кляни, все-таки стоит того, чтобы ее прожить.

Кто сам на себя много берет, тот и от других вправе ждать многого.

Кто свободен от предрассудков, должен быть готов к тому, что его не поймут.

Нет более тяжкого преступления, чем ненужная война.

От великого до смешного один шаг, но от смешного уже нет пути к великому.

Скромный мир лучше пышных побед.

Страдание только сильного делает сильнее, слабого же оно делает еще слабее.

Человеку нужно два года, чтобы научиться говорить, и шестьдесят лет, чтобы научиться держать язык за зубами.

Две вещи славят историки всех стран и народов – успех и собственное достоинство. Хрестоматии полны успешных и достойных деяний – о разумных поступках говорится мало, и разум еще не прославлялся ни одним историком.

Перед разумом, перед Богом, «честь» человека мерится другой мерой, чем на римском форуме.

Непонимание делает из друзей врагов.

Логика – это бог мыслящих.

Властолюбие – надежнейшая из страстей.

Даже лишенный собственных мыслей и собственной индивидуальности человек в ту самую минуту, когда его наделяют властью, приобретает сущность и содержание. Функция властвования меняет нутро носителя власти. Власть, кредит, слава создают индивидуальность и лицо тому, кого природа лишила этих свойств.

Человека создает судьба.

Мало кто понимает, что не мы идем по жизни, а нас ведут по ней.

Из десяти политических решений, которые должен принять человек, на каком бы месте он ни находился, девять будут ему всегда предписаны обстоятельствами. И чем выше его пост, тем ограниченнее его свобода выбора.

Когда камень падает на кувшин, горе кувшину. Когда кувшин падает на камень – горе кувшину. Всегда, всегда горе кувшину.

Есть две вещи, которых ухо не слышит уже за милю, но чей отзвук все же разносится от одного конца земли до другого: это когда падает срубленное дерево, которое еще приносит плоды, и когда вздыхает отосланная своим мужем женщина, которая его любит.

Мужчина должен говорить женщине приятное, этого требует учтивость, а порой и сердце… Но клятвы, которые даешь в ночь любви, теряют силу к утру. Нарушение их – грех простительный… Ведь яблоком нас соблазнила как-никак женщина!

Без тьмы не было бы понятия о свете. Для того чтобы свет осознал себя, он должен иметь перед собой свою противоположность – тьму.

Где начинается ложь? Там, где мы делаем вид, будто у нас нет секретов. Быть честным – значит быть одиноким.

Каждый человек рано или поздно выдумывает для себя историю, которую считает своей жизнью.

Писать – значит читать себя самого.

По-настоящему война никому не нужна, но многим нужна ненависть.

Технология – это искусство переделать мир так, чтобы с ним уже можно было не сталкиваться.

Я не выношу, когда мне подсказывают, что я должен испытывать, потому что тогда я сам кажусь себе слепцом, хотя я могу понять, о чем идет речь.

Все пути мысли более или менее ощутимым образом загадочно ведут через язык.

Всегда человек властно захвачен судьбой раскрытия потаенности. Однако его судьба – никогда не принудительный рок. Опасна не техника сама по себе. Нет никакого демонизма техники; но есть тайна ее существа. Существо техники как миссия раскрытия потаенности – это риск.

Для восточно-азиатских и европейских народов существо языка остается совершенно различным.

Желание иметь этику тем настойчивее понуждает к своему удовлетворению, чем настойчивее потерянность человека, будь то очевидная, будь то утаиваемая, разрастается до неизмеримости.

Творение далеко от того, чтобы быть эстетической ценностью.

Каждый всегда пребывает в диалоге со своими предшественниками; еще больше, возможно, и сокровеннее – со своими потомками.

Люди не хотят видеть потому, что иначе им пришлось бы признать, что фундамент, на котором они строят одну разновидность метафизики за другой, вовсе не фундамент.

Творение удерживает открытость мира.

У каждой исторической эпохи свое собственное понятие о величии.

Угроза человеку идет даже не от возможного губительного действия машин и технических препаратов. Подлинная угроза уже подступила к человеку в самом его существе.