Олег Ермишин - Афоризмы

Красота действует даже на тех, кто ее не замечает.

Критики всегда сравнивают. Несравнимое от них ускользает.

Мода умирает молодой. Вот почему ее легковесность так весома.

Опиум похож на религию, как иллюзионист на Иисуса.

Почему генералы такие тупые? Потому что их набирают среди полковников.

Поэзия – это религия без надежды.

Поэт вспоминает будущее.

Разумеется, я верю в счастливую случайность, иначе как объяснить успехи людей, которых я не выношу?

Раньше женщины кормили грудью младенцев, теперь – кинопродюсеров.

Режиссеры бывают трех видов: умные, изобретательные и большинство.

Самая страшная трагедия для поэта – когда им восхищаются, потому что не понимают его.

Секрет всегда имеет форму уха.

Такт в дерзости – это умение почувствовать, до какого предела можно зайти слишком далеко.

Член Французской академии отличается тем, что после смерти он превращается в кресло.

Я знаю, что искусство совершенно необходимо людям, только не знаю зачем.

Во фразе: «Картины Пикассо – это мазня» – о Пикассо не сказано ничего, зато о говорящем – все.

Виктор Гюго был безумцем, который вообразил себя Виктором Гюго.

В чужой постели всегда хуже спишь.

Женщина может сделать все то же, что и мужчина, кроме одного: обмочить стену стоя.

Женщина редко прощает мужчине ревность и никогда не прощает отсутствия ревности.

Жизненная ошибка – это проступок, который не принес удовольствия.

Когда она поднимала веки, казалось, что она снимает с себя всю одежду.

Когда любят, не пишут любовных романов.

Когда тебя любят, не сомневаешься ни в чем. Когда любишь сам, во всем сомневаешься.

Молодой девушке требуется некоторое время, чтобы найти мужчину на всю жизнь. Это не мешает ей тем временем выходить замуж.

Мужчина может любить двух женщин, но лишь до тех пор, пока одна из них не поймет, в чем дело.

Мужчины на удивление нелогичны: твердят, что все женщины одинаковы, и постоянно меняют одну на другую.

Мы упорно не замечаем своей старости, пока не оказываемся на краю могилы.

На сердце не бывает морщин, а только рубцы.

Ничто так не старит женщину, как жизнь в деревне.

Обо мне уже перестают злословить – как видно, старею.

Скука помогает принять решение.

Телефон по-настоящему полезен лишь крупным предпринимателям и женщинам, которым есть что скрывать.

Только совсем состарившись, женщина может отказаться от тщеславного желания жить на глазах у кого-то.

Увы! Приходится постоянно вести сражение с теми, кого обожаешь, – и в любви, и в материнстве.

Чтобы завоевать женщину, мужчины сочиняют чудесную ложь. Чтобы бросить женщину, мужчины сочиняют глупую и несуразную ложь.

Джентльмен использует беззащитное положение женщины лишь в том случае, если сам поставил ее в такое положение.

Если бы мы терпели у других то, что прощаем себе, нам пришлось бы повеситься.

Женщина никогда не видит того, что мужчина делает для нее, но очень хорошо видит то, чего он для нее не делает.

Женщине всегда хватает ума, чтобы казаться простушкой.

Как мы были бы счастливы, если бы зарабатывали сумму, в которую, как полагает наша жена, оценивают наши заработки наши соседи!

Лучше погубить свою молодость, чем ничего с ней не сделать.

Мужчина – единственный самец, который бьет свою самку.

Некая дама говорила мне как нечто само собой разумеющееся: «Я никогда не думаю – это меня утомляет; а если уж думаю, то ни о чем».

Никогда не знаешь, что выпил лишнюю рюмку, пока не выпил ее.

Постель нередко бывает только ступенькой.

Только и было от него пользы, что иногда он проглатывал муху.

Быстро распространяющаяся и чрезмерно возбужденная цивилизация навсегда нарушает безмолвие морей.

В тропической Америке человек незаметен прежде всего потому, что он редок.

Импульсы и эмоции ничего не объясняют, они всегда проистекают: или из мощи тела, или из немощности духа.

Каждая цивилизация имеет тенденцию к завышенной оценке объективной направленности своего мышления.

Кто начнет с того, что устроится в мнимой очевидности своего "я", из этого уже не выйдет.

Люди всегда и повсюду решали одну и ту же задачу, ставя себе одну и ту же цель, и в ходе их становления менялись только средства. Игра не кончена, мы можем начать все сызнова.

Некоторые цивилизации, современные или уже исчезнувшие, умели или все еще умеют лучше нас разрешать проблемы, хотя мы старались добиться тех же самых результатов.

Ученый – это не тот, кто дает правильные ответы, а тот, кто ставит правильные вопросы.

Цивилизация, основанная на принципе и идее повышенного мнения о себе, является гнилой с самого своего рождения.

Человек подобен игроку, который, садясь за стол, берет в руки карты, придуманные им.

Человечество укрепляется в монокультуре. Оно готовится производить массовую цивилизацию наподобие свеклы. На ее повседневном столе будет только это блюдо.

Каждый предоставлен сам себе. И каждый знает, что этого «самому себе» – мало.

Чувства обманывают, они ограничены в пространстве и в различных возможностях.

В политике, как и в грамматике, ошибка, которую совершают все, провозглашается правилом.

Говорить о смерти может лишь музыка.

Долговечное произведение искусства всегда искалечено: у него ампутировано его время.

Есть справедливые войны, но нет справедливых войск.

Интеллектуалы как женщины – они бегут за военными.

Искатель приключений – не что иное, как мифоман.

Культуру нельзя унаследовать, ее надо завоевать.

Молодость – это религия, все приверженцы которой кончают отступничеством.

Народного искусства уже нет, потому что нет народа.

Настоящая религиозная жизнь – это ежедневное обращение в веру.

Нет героев без зрителей.

Революция – каникулы жизни.

Трагедия смерти в том, что она превращает жизнь в судьбу.

Умирают только за то, что не существует.

Шедевр – ручательство гениальности, но гениальность не есть ручательство шедевра.

Я понял, что жизнь ничего не стоит, но я также понял, что ничто не стоит жизни.

Люди живут ценностями и реалиями, которые возвышаются над временем.