Олег Ермишин - Афоризмы

Грубость – остроумие дураков.

Единственное, чему учит нас опыт, – что опыт ничему нас не учит.

Если человек вдруг станет говорить все, что он думает, ему не поверят. И будут правы. Что это за человек, который говорит все, что думает.

Женщина не хочет, чтобы говорили о ее амурных делах, но хочет, чтобы все знали, что она любима.

Жизнь коротка, это понятно; но по сравнению с чем?

«Как назвать такой брачный союз, когда мужчина довольствуется одной женщиной?» – спросил у американской студентки некий экзаменатор. «Монотонный», – ответила она.

Кто в шестнадцать лет не революционер, тому в тридцать лет не хватит отваги, чтобы быть начальником пожарной команды.

Ложь чаще проистекает от безразличия, чем от притворства.

Любовь начинается с великих чувств, а кончается мелкими сварами.

Люди так любят слушать о себе, что готовы часами обсуждать собственные недостатки.

Люди труднее всего прощают нам то плохое, что они о нас сказали.

Мужчины обнажают свою душу, как женщины – тело, постепенно и лишь после упорной борьбы.

Мы любим чистосердечие тех, кто нас любит. Чистосердечие прочих называется дерзостью.

Наблюдая за парой, сидящей за столиком ресторана, по длине пауз в их разговоре можно судить о том, как давно они живут вместе.

Нам все равно, сколько что стоит, до тех пор, пока оно ничего нам не стоит.

Начав беседу с обстоятельного изложения точки зрения вашего оппонента, вы тем самым выбиваете почву у него из-под ног.

Не бойся быть непонятным. Женщины будут говорить: «Это тот молодой человек, у которого красивые глаза и который рассказывал про Эйнштейна».

Не стоит ориентироваться на общественное мнение. Это не маяк, а блуждающие огни.

Неверно, будто мы любим женщину за то, что она говорит; мы любим то, что она говорит, потому что любим ее.

Некролог – самая краткая и самая лестная служебная характеристика.

Нужно вменить себе в правило никогда не распространять чужого злословия, пока не проверишь, насколько оно справедливо. Правда, тогда придется навсегда замолчать.

О друзьях, у которых вы только что отобедали, не следует говорить гадости в радиусе ста метров от их дома.

Обаяние – смесь естественности и кокетства.

Пародия – весьма изощренная форма критики.

Предлог не должен быть убедительным, иначе это уже не предлог, а причина.

При зарождении любви влюбленные говорят о будущем, при ее закате – о прошлом.

Просить или отказывать гораздо легче по телефону. Когда ты не видишь лица собеседника, воображение лишается своей опоры.

Самая поразительная память – память влюбленной женщины.

Самый трудный подростковый возраст – между тридцатью и сорока.

Славные мужи не всегда бывают приятными мужьями.

Совет – это всегда исповедь.

Старость – это дурная привычка, которую не успевают приобрести очень занятые люди.

Сцены только тогда эффективны, когда редки. Меньше сцен, сударыня, но с большим блеском!

Счастливый брак – это долгий разговор, который всегда кажется слишком коротким.

Телефонный разговор находится на полпути между искусством и жизнью. Это разговор не с человеком, а с образом, который складывается у тебя, когда ты его слушаешь.

Товарищи воспитывают гораздо лучше, чем родители, ибо им не свойственна жалость.

Трагично в смерти лишь то, что она превращает жизнь в судьбу.

У большинства людей вялость и лень сильнее даже их честолюбия. Отсюда – успех дураков.

У женщин есть чутье: они умеют не замечать неприятного.

Уолпол говорил о маршале де Ришелье: «Люди смеются, еще не зная, что он скажет, и правильно делают, ибо потом они наверняка смеяться не будут». Острота, применимая к большинству профессиональных остряков.

Художник – лжец, но искусство – правда.

Эпохой Средневековья датируются два худших изобретения в истории человечества: романтическая любовь и пушечный порох.

Ничто так не привязывает, как ревность.

В человеческой сфере невозможна никакая линейная классификация.

Во мне нет ничего, что не было бы смешано с землей и кровью.

Как собранное вместе отчаяние многих людей не приведет к надежде, так и совокупность мнимых ценностей не обернется истинной ценностью.

Самое большое достоинство политика заключается в том, чтобы не утратить чувство целого.

Для оптимиста жизнь – не проблема, а решение.

Если вино откупорено, нужно его выпить, даже если это хорошее вино.

Если даже с друзьями нельзя передергивать, зачем тогда вообще садиться за бридж?

Лучше выбирать виноватых, чем разыскивать.

Мужчина никогда не забывает женщину, которая не пошла за него замуж; женщина никогда не забывает мужчину, который хотел жениться на ней.

От любви не умирают. Разве что от чужой – если она вооружена револьвером.

Секрет – это не то, о чем не говорят никому. Секрет – это то, о чем говорят наедине и вполголоса.

Скажи мне, над чем ты смеешься, и я скажу тебе, кто ты.

Сначала мы учимся ходить и говорить. Потом мы учимся сидеть тихо и помалкивать.

Труднее всего сохранить в тайне свое мнение о себе.

Ты когда-нибудь видел женщину, которая любила бы бедняков?

Чистая совесть чаще всего – продукт плохой памяти.

Я такой пессимист, что должен верить в райское блаженство.

Момент, когда колешься не для того, чтобы тебе стало хорошо, а чтобы не было плохо, наступает очень быстро.

Будь честен время от времени, и у тебя будет превосходное алиби.

Исторические фразы – это слова знаменитых людей, сказанные ими после смерти.

Кровать – место, где отдыхают в одиночку и устают вдвоем.

Кто дает в долг, нищает; кто берет в долг, разоряется.

Любовь – это игра, в которой проигрывает он, проигрывает она, а выигрывает только человеческий род.

Можно смотреть на деньги сверху вниз, но нельзя упускать их из виду.

Сектант – это человек, который видит в небе только одну звезду.

Как странно! О моей бедной жене я думаю часто, но не могу думать о ней долго.

…нам и в самом деле трудно определить, что именно из наших речей и действий замечают окружающие… мы воображаем, будто все, что не является самым существенным в наших движениях, не без труда проникает в сознание тех, с кем мы разговариваем, и уж конечно, не задерживается в их памяти.

…превосходство герцогини Германтской перед всеми этими окружавшими ее комбрейцами, про которых она не могла бы даже сказать, как их зовут, было до того несомненно, что герцогиня не испытывала к ним ничего, кроме самой искренней симпатии.