Александр Кучинский - Преступники и преступления. Женщины-убийцы. Воровки. Налетчицы

Зачем я пишу этот дневник? С тайной надеждой, что когда-нибудь его прочитает мой сын, поймет и простит? Или с целью оставить о себе хороший след, ведь внутри меня живет страшная уверенность, что мне отсюда никогда не выйти?

…Сегодня воспитатель попросила меня пошпионить за Б. Я отказалась, и она кинула презрительно: дрянь, преступница. Б. мне совсем не симпатична — наглая и злобная баба, любит поиздеваться над слабыми. Но на воле кто-то в ней заинтересован, передает богатые дачки — с шоколадом, шпротами, салями. Вертухайкам тоже отламывается, особенно если Б. проштрафится и ей надо откупиться. Отсюда и заинтересованность воспиталки поймать ее на горячем. Но шпионить — последнее дело, это хуже, чем воровать. Хотя нужда — это страшная штука, на что только не толкает человека.

Милый сыночек, если ты когда-нибудь возьмешь в руки мой дневник, знай, что твоя мать воровала не от жадности, а чтобы выжить. Все знают, как мало получают медсестры, а если у этой медсестры ребенок на руках и арендованная квартира, за которую хозяйка дерет ползарплаты? Мыкалась я, мыкалась, брала дополнительные ночные дежурства, а денег все равно не хватало. И вот однажды ко мне позвонил сосед, приятный такой мужчина, и робко так спрашивает: „Вы Галина? Вы работаете в онкологии? Можно пройти?“ Пригласила я его в дом, усадила на диван, приготовилась слушать. А он горбатого лепит: дескать, есть у него отец, умирает от рака, боли страшнющие, а морфия нигде не купить. Не смогу ли я снабжать его этими ампулами за большую цену, разумеется Я вначале испугалась:

— Что вы? Что вы! У нас все подотчетно, каждая ампула на конкретного больного расписана.

А мужчина только улыбается: все, говорит, продумано. Вы своих горемык колите, только не морфином, а анальгином, им все равно помирать. Делайте дозу побольше. Сопротивлялась я, сопротивлялась, а потом не выдержала — дай, думаю, разочек схимичу, хоть пальто себе куплю, а тебе, мой светик, курточку и сапожки.

Больной помучился, правда, но я ему двойную дозу снотворного вкатила, он и затих. Говорят, укравший однажды станет вором. Не прошло и месяца, как новый соблазн схватил меня за горло. А мой клиент словно почувствовал — тут как тут, и заказ уже крупнее, и оплата соответственно. Одним словом, вошла я в этот „бизнес“, и очень крепко вошла. И зажили мы с тобой по-людски, оделись-обулись, стали питаться нормально, в отпуск к морю поехали. В принципе, ничего особенного, никаких излишеств — такой должна быть жизнь нормального, работающего человека. Но наше преступное государство не задумывается над этим и само толкает людей на скользкую дорожку».

«Самое страшное здесь, в зоне, даже не сама несвобода, а отсутствие возможности уединиться. Даже интимные вещи тут делаются или скопом, или на глазах у бесстыжих товарок. Не знаю, от кого и как, но здесь я заразилась грибком. Состояние ужасное — зуд, полная невозможность пролечиться. Попросила у врача лекарства, а она мне: делайте ванночки. Где, как? В бараке, на виду у этого зверья? Правильно сказала воспитательница: преступница, мразь. Охрана смотрит на нас, как на грязь, не сочувствуя, не вникая в наши проблемы. Говорят, за месяц до меня здесь удавилась женщина-художница, чувствительная натура. Мне все чаше хочется пойти по ее стопам».

«Кажется, мне повезло — у воспиталки заболела кошка, и каждые 4 часа ей нужно делать уколы. Она отозвала меня и спросила, возьмусь ли я, если она притащит кошку сюда. Я, конечно, согласилась. Мурка в одеяле лежит на моей постели, я колю ее даже ночью. Бабы, правда, ворчат: а вдруг она заразная — но тихонько — боятся воспиталки. В благодарность „мама“ кормит меня хлебом со сгущенкой и дала позвонить домой. Трубку взяла мать, испугалась чего-то. Сына не позвала — зачем, говорит, тревожить, он про тебя забыл. Больно было ужасно. Лучше бы не звонила. За пять месяцев она ни разу ко мне не приехала, не написала ни одного письма. Ну и черт с ней. Молю об одном — хоть бы кошка подольше болела».

«К нам приезжали баптисты, пели, твердили о Боге. Один был просто красавчик. Б. улучила момент и предложила ему на ухо: позови меня в клуб для индивидуальной беседы, я тебе м… сделаю. Мужик помялся, покраснел и… отпросил. После этой субботы он приходил к нам еще три раза и каждый раз „исповедовал“ новую грешницу. Теперь все четыре „причастившиеся“ решили принять крещение. Баптисты договорились с начальством, что сделают купель в брезентовой бочке, и бабы будут туда нырять. Весь барак на ушах, только и смакуется новое приключение. Еще девять дур напрашиваются баптисту для „задушевной беседы“. Но, кажется, вертухайки что-то заподозрили и решили прикрыть малину».

«Я деградирую. Мне становится все равно. Телевизор раздражает, я не хочу знать — а как у них. Писем не пишу — а кому? Мать не отвечает, подруги кроме нездорового любопытства ничего ко мне не испытывают. Иногда я думаю: а как жить, когда этот кошмар останется позади? Медсестрой я уже не устроюсь, заводы и фабрики стоят. В мире нет ни одного человека, который бы меня пожалел. Мамочка, мама, ну почему ты бросила меня? Я знаю, я тебя опозорила, но ведь я никого не убила, не забрала последнего. Я хотела такой малости — возможности достойно жить. Я же не виновата, что в этой стране трудом ничего не добьешься. Вчера у тебя был день рождения, я послала тебе стихи, может, они тронут твое сердце и ты навестишь свою грешную дочь?»

«Теперь я знаю, была не права. Чтобы быть счастливой, деньги не нужны. Можно скромно питаться, скромно одеваться, но спокойно спать, потому что совесть чиста и радостно просыпаться оттого, что в мире есть два человека, которым ты нужна. Моя мечта свершилась — ко мне приехали мама и сын. Я посадила Алешку на колени как маленького, уткнулась ему в макушку и оцепенела от блаженства. Дуры — бабы, которые охотятся за любовниками и жалуются на убогую жизнь. Если есть ребенок — жизнь прекрасна. Надо только вовремя это понять. Алешка подарил мне самоучитель английского языка и наказал, чтобы я занималась серьезно. Он учится в классе с усиленным изучением языков и через пять лет будет говорить со мной только на английском. Счастливая мать. Я сутки ходила блаженной».

«У меня появилась подруга, интеллигентная женщина. У нее огромный срок за хищения в особо крупных размерах. Что и сколько похищено, не знаю, здесь не принято говорить об этом. Рита работает в библиотеке, у охраны к ней особое отношение. А наша дружба началась с моей услуги. В бане Рита пожаловалась, что ее замучили мозоли, я предложила ей их вывести. И вывела — вырезала бритвой, а потом по своему рецепту положила печеный лук. Теперь лечу ей „косточки“ на ногах — массажирую и мажу йодом.