Валерий Маруга - Преступники и преступления. Законы преступного мира. 100 дней в СИЗО

Заместитель представителя президента Залесского района Мороз Илья Яковлевич уже более года пребывал в этой ответственной и хлопотной должности. Наконец на исходе дождливой осени получил разрешение на долгожданный отпуск. Впервые в жизни решил поехать на отдых сам, без любимой и горячо любящей супруги.

До этого он работал председателем колхоза, а его жена — секретарем сельского Совета, и они никогда не разлучались — ни на работе, ни дома. Их нежная привязанность сразу бросилась в глаза местным обывателям, а вечерние прогулки по центральной улице и неопрятному парку породили немало иронических вопросов. В сознании циничного райхозактива никак не укладывалось их желание гулять по городу рука в руку, как юные влюбленные.

Супруга зампреда Клавдия Ивановна была не только верной, но и ревнивой женой, пылко оберегавшей своего суженого от возможных поклонниц, недостатка которых в аппарате государственной администрации никогда не было.

Этими деликатными обстоятельствами не преминул воспользоваться старший референт представителя президента Василий Дрозд, известный шутник и заводила как мелких, так и крупных торжеств районной чиновничьей элиты. Встретив Клавдию Ивановну, участливо посетовал:

— Скучаете, небось, без мужа?

— Да, конечно, так непривычно, все одна и одна с утра до самого вечера.

— Ну, что делать, женская доля такая. Зато муж отдохнет, подлечится, да и повеселится малость.

— А какое там веселье в санатории? — насторожилась Клавдия.

— Дело не в санатории, а в компании. Ведь он туда не один поехал… Есть там с кем позабавиться, развлечься, сбежать от грусти и тоски. Сами понимаете, мужик есть мужик.

Дрозд лукаво подмигнул и заспешил на свою ответственную службу, оставив в полном замешательстве расстроенную женщину, в душе которой начиналась буря, переходящая в ураган…

На третьи бессонные сутки Клавдия Ивановна неожиданно предстала перед оторопевшим Ильей Яковлевичем, когда тот бодро шагал к лечебному корпусу, намереваясь принять душ Шарко. До этого она преодолела расстояние в полторы тысячи километров от западной границы Украины до крымского побережья Черного моря. Еще день искала в окрестностях Ялты санаторий «Мисхор» и целую ночь пряталась в кустах, лазила по деревьям, намереваясь застать мужа на месте преступления, уличить в измене и тут же покончить с собой. Для чего у нее имелся острый кухонный нож, черное облегающее трико и белые туфли.

Весь оставшийся отпуск Мороз доказывал жене свою полную непричастность к похотливым побуждениям и даже мыслям, а также пытался успокоить себя всеми имеющимися медикаментозными и психотерапевтическими средствами. Однако облегченно вздохнул только тогда, когда, пыхтя и натужась, написал два обличительных заявления и, не мешкая, прямо из Ялты отправил соответственно представителю президента и в народный суд родного района.

Правда, привлечь Дрозда к уголовной ответственности за распространение заведомо ложных измышлений Илья Яковлевич не смог. Ему долго и терпеливо растолковывал председатель райсуда Глыба, повторяя одну и ту же фразу:

— Поймите, уважаемый, закон гласит, что позорящие факты, которые могут якобы наступить в будущем, состава клеветы не образуют…

Да и Дрозд напрочь отрицал свои коварные умыслы по отношению к Морозу, многократно извинялся перед ним и под единогласное хихиканье многочисленного административного аппарата заверял, что всегда был и остается непоколебимым поборником верности и согласия в каждой семье.

Скромный бухгалтер горсовета Цвях Иван Федорович уже целый месяц торжествовал и радовался, как дитя, по причине приобретения личного автомобиля — белоснежной «Лады». Никак не мог натешиться и в то же время расслабиться, особенно по ночам. Пил снотворное, успокоительное, но чувство тревоги не покидало. Снились одни аварии и угоны. Просыпался в холодном поту и в чем мать родила выскакивал на балкон, где с высоты десятого этажа с испугом всматривался в автостоянку.

«Есть? Есть, стоит, слава Богу», — облегченно вздыхал и снова пытался уснуть.

И все же страшные, вещие сны однажды сбылись, причем самым неожиданным образом.

Солнечным летним днем Иван Федорович приехал на обед, как обычно, на полтора часа раньше. Лифт не работал, и он не спеша поднялся к себе, в уютную однокомнатную квартиру старого холостяка. Начистил небольшую кастрюльку картошки и поставил на плитку. Вышел на балкон покурить. Окинул взглядом квадратный двор и замер. Двое рослых парней в кожаных куртках снимали колеса с поднятой на домкратах его «Лады». Работали быстро и умело. Передние колеса погрузили в серые «Жигули», стоявшие под самым домом, и взялись за задние.

Цвях заметался по балкону.

«Кричать? — Смоются. Бежать вниз? — Не успею… Пришибить могут…»

Наконец, приняв единственно верное решение, бросился к телефону.

— Алло, милиция?! Меня грабят! Мою машину разбирают на части! Это на улице Ветеранов, 13. И грузят в серые «Жигули». Моя фамилия Цвях, квартира 93, машина ВН 32–68. Это моя машина. Я работаю в горисполкоме и требую вашей немедленной реакции!

Опять выбежал на балкон и, задыхаясь от негодования, заорал:

— Бандиты! Воры! Держите их!

Но злоумышленники, увлеченные весьма прибыльным делом, вроде ничего и не слышали и ловко снимали последнее колесо.

Иван Федорович вцепился руками в длинный цветочный ящик, заполненный влажной землей, приподнял и толкнул на чужие «Жигули». Груз весом килограммов в десять, описав еле заметную дугу, набрал ускорение и к неописуемому восторгу метателя приземлился прямо на капот воровской машины. Пробил его и пригвоздил к асфальту. Сила хлопка напоминала выстрел артиллерийског о орудия.

Оба грабителя, как по команде, прикрывая головы руками, бросились на землю. В это же время во двор, завывая сиреной и скрипя тормозами, влетел милицейский уазик.

— Ага-а-а! Попались! — издал боевой клич Цвях, потрясая кулаками.

Впервые в жизни он совершил такой смелый и героический поступок. Ему показалось, что душа, ликуя, воспарила к небесам. На самом деле это всего лишь пар закипевшей картошки вырвался из квартиры.

Эта история произошла более двадцати лет назад, но до сих пор будоражит растроганных обывателей непостижимостью терпения и мужества обманутой женщины, напоминая вечную истину о том, что все оскорбленные жены всегда готовы к унизительному самопожертвованию, лишь бы уничтожить соперницу и возродить любовь.

Галина Сергеевна Анистратенко имела предостаточно оснований гневаться на своего супруга. Ее Григорий Павлович, по-простому Гришенька, был весьма охоч к чужим женам, оставался неутомимым и страстным поклонником прекрасного пола, несмотря на свои неполные пятьдесят от роду и занимаемую престижную должность директора крупного областного автопредприятия. Но однажды нежданно и негаданно он в корне изменил свое отношение к законной супруге, стал относится к ней с бережным почтением, даже с благоговением, как к ангелу-хранителю.