Валерий Маруга - Преступники и преступления. Законы преступного мира. 100 дней в СИЗО

В семнадцать лет освободился и вернулся домой, хотя не сомневался, что там он никому не нужен. И снова побрел по кривой улице с подворотнями и тупиками. С черного хода вышел к магазину готовой одежды и прямиком… в колонию строгого режима.

В зоне грустил, как все, мечтая о свободе. Только письма спасали от дикой тоски, заполняли ночи и длинные выходные. Пыхтя и натужась, он выдавливал из своей покореженной души чувство вины и уважения. Природа брала свое, хотелось любви и нежности. Писал вдовам, сиротам, инвалидам, одиноким и забытым Богом женщинам, получая наивные, но теплые и ласковые ответы, черпая в них мечты и надежду.

Переписка помогла Степану познакомиться и полюбить молодую женщину но имени Аня, незамужнюю, с двумя детьми. И сразу же чувства у Чунько, в который раз, оказались сильнее рассудка. Ради свидания сбежал к ней из колонии, за что получил добавочно к сроку еще два года.

После освобождения нашел ее и, невзирая на то, что к тому времени у нее уже было трое детей, и неизвестно от кого, начал жить с ними вместе, считая себя мужем и отцом.

Прошло полгода — ровно на столько хватило их для совместной супружеской жизни. Семейный очаг потух, не успев разгореться. Их соединила розовая мечта, но однообразные, скучные и неустроенные будни быстро превратили ее в горькую прозаичность. Жить в браке ни Степан, ни Аня не умели и не могли. Судьба соединила их линии жизни, но повести рядом не смогла.

У Чунько — снова новый магазин и новый срок заключения. Затем пьянство, бессилие и болезнь. У Ани — письма, слезы и преждевременная старость. Их души вольются в энергетическую сущность разных планет и никогда больше не встретятся.

В подавляющем большинстве люди хитры и алчны. Некоторые, что понаглее, доводят эти качества до изощренного коварства. Эти мошенники очень любопытны своей изобретательностью, рассуждениями и даже определенным уровнем интеллекта. Это своего рода неудачливые предприниматели.

Наиболее интересным из них мне показался Николай Левчук. Среднего роста, приятной наружности, с доверчивыми светлыми глазами. Смотрел всегда прямо, говорил умно, врал умело.

Обычно промышлял в мебельных магазинах. Старательно присматривался к посетителям, выбирая жертву побогаче и поглупее. Мягко подкатывал и начинал одну и ту же беседу:

— Вы, я вижу, издалека?

— Да нет, я тут рядом, из Торчина. Дом построил, а мебели нет.

— Ищете гарнитур?

— Да хотелось бы…

— Но это очень дорого.

— Да деньги у меня есть, вот только в магазине ничего нет.

— Ну, если деньги есть, все можно устроить. И так далее и тому подобное. Затем Левчук исчезал в конторе магазина на несколько минут. Выскакивал оттуда с деловым видом, застегивая на ходу свою кожаную папку, забитую пожелтевшими бумагами. Как бы между прочим бросал:

— Так, с вас десять тысяч. Стенка стоит восемь, но, сами понимаете, за сервис надо платить.

Спрятав деньги, опять нырял в контору и выплывал оттуда с видом респектабельности и благодушия:

— Все в порядке, ваша мебель уже грузится. Следите, чтобы аккуратно складывали. Да, между прочим, если хлопцам на бутылку бросите, помогут разгрузить и даже сложат.

И тут же растворялся в толпе. А растерянный покупатель бегал от одной машины к другой, с возрастающей горечью уясняя свое простофильство.

Но однажды в схожей ситуации Левчук все же попался. Его опознал и схватил за шиворот прямо в широком зале мебельного салона один из пострадавших. Наделал много шума, собрал кучу зевак и вызвал милицию. Однако в смятении и растерянности мошенник пребывал не более минуты, а далее действовал решительно и конкретно. Злопамятному гражданину тут же вручил тысячу рублей, как возмещение нанесенного ранее ущерба, остальные деньги пообещал вернуть до конца дня. В дежурной части городского отдела милиции прямо с порога заявил, что желает сделать явку с повинной. И сделал: описал свое мошенничество и глубоко раскаялся.

Все это суд принял во внимание и присудил Левчуку всего лишь три года общего режима. И уже через год, добившись условно-досрочного освобождения, он был на свободе. Правда, опять увлекся. На сей раз добровольными пожертвованиями на сооружение православных храмов. Ходил по домам и собирая деньги, убеждая сограждан в необходимости душевной гармонии, святости и милосердия.

А в следственном изоляторе вел себя весьма прилежно. Если и жаловался, так только на то, что бизнес и предпринимательство в его родной стране еще не в почете.

Василий Иванович Гилюк превосходно рисовал пейзажи и батальные сцены, бушующее море и обнаженных женщин, туманные рассветы и лунные ночи. Благо окончил Косовское художественное училище. Но более всего ему удавались деньги. Червонцы и доллары отличить от настоящих можно было только по качеству бумаги и отсутствию водяных знаков. А документы вообще изъянов не имели.

Внешне опрятный, с открытым, мужественным лицом и хорошими манерами, обладающий удостоверениями собственного корреспондента газеты «Известия» и журнала «Крокодил», жил безбедно. Помощь чиновников областных и районных масштабов всегда была ощутимой.

Его тисненые ярко-красные «корочки» бережно и смущенно рассматривали руководители различного калибра, но ни у кого они не вызывали ни малейших подозрений. Только трепетную готовность уважать и почитать. Ибо все — от подписи до печати — дышало престижностью центральных творческих ведомств.

Двери первоклассных гостиниц, пансионатов и ресторанов услужливо распахивались перед ним для доверительных бесед и принципиального взаимопонимания. Гилюк ценил обходительность и отвечал тем же. Твердо и эмоционально обещал поднять самые мелкие проблемы до самого высокого государственного уровня. Если что и мешало ему в кипучей общественной деятельности, так только отсутствие должного знания управленческого этикета. Из-за чего и погорел.

На банкете, устроенном в его честь административной и торговой мафией захолустного районного центра Борщова, к нему незаметно пробрался молодой самовлюбленный журналист местной газеты Виктор Слюньков и попросил оценить свой фельетон.

— Чем ты тут беспокоишь власти? — доброжелательно и даже ласково расспрашивал Василий Иванович.

— Да, понимаете, — убеждал Виктор, — я хочу поднять одновременно нравственные и экологические проблемы нашего города.

— Это хорошо, — похвалил Гилюк, чистая вода, свежий воздух и здоровое тело — главные наши компоненты, я бы сказал, главное наше оружие.

Полистал рукопись, отметил чистоту и аккуратность:

— Молодец, ни одной помарки, хоть сразу в типографию.