Вячеслав Глазычев - Дизайн как он есть

Исследование западного дизайна убедительно показывает, что эстетическое, равно как инженерно-утилитарное, содержание потребительской ценности не исчерпывает содержания деятельности художника-проектировщика. Опыт так называемого нон-дизайна интересен тем, что позволяет увидеть, как профессиональные художественно-проектные средства решения задач, методы организации целостного значения вещи могут успешно использоваться в решении иных задач, с неопределимыми жестко условиями, где вообще эстетическое не выступает как результат деятельности дизайнера. Этот опыт убеждает в том, что ресурсы, заключающиеся в методах и средствах художественного проектирования, используются еще в минимальной степени. Этот опыт показывает возможность построения принципиально иной, чем современный дизайн, системы организованности художественного проектирования, превращающего всю предметно-пространственную среду в предмет своей деятельности.

Исследование западного дизайна позволяет увидеть, что его теоретический уровень, обладая значительной автономностью, оказывает значительное влияние на формирование идеологии дизайнера. Более значительное, чем это может показаться с первого взгляда. Становится понятно, что теория (или параллельно выдвигаемые теории) художественного проектирования может многократно ускорить формирование наиболее действенной организации художественно-проектной деятельности. При всей социальной определенности западного дизайна, при его специфичности, изучение его развитых форм играет возрастающую роль для будущего становления художественного проектирования в социалистической общественной системе. Это изучение в значительной степени определяет возможность формирования того «производственного искусства», о котором мечтали и мечтают передовые художники мира. Трудно сейчас сказать, какие конкретные формы примет это «производственное искусство»: наверное, эти формы определятся из свободного развития различных экспериментальных систем художественного проектирования.

Следует иметь в виду, что автор, как и его коллеги, все еще оставался под обаянием утопической идеи «тотального дизайна», со страстью проповедовавшегося Томасом Мальдонадо. Это обаяние было тем больше, что в точности соответствовало пафосу советского авангарда 1920-х годов (ЛЕФ в первую очередь), который в то время только что вышел из тени запретности.

При столкновении с таким неустойчивым явлением, как дизайн, довольно сложно сделать заключительный общий вывод. В то же время сама эта неустойчивость подсказывает, кажется, единственно возможную сейчас форму вывода: правильные, пригодные к оперативному использованию результаты может дать только непрерывное исследование дизайна. Профессиональная служба дизайна находится в непрерывном движении. Все резче обозначаются методические функции нон-дизайна: уже не только по отношению к дизайну «классическому», но и к градостроительству и архитектуре. Элита дизайнерского проектирования (если говорить о США) целеустремленно работает над организацией новой экспертной службы, единственной функцией которой должно быть программирование управления развитием как таковым – развитием чего угодно. Насколько реальна эта установка к действию, сказать пока еще трудно, но следить за ее развертыванием необходимо постоянно, поскольку процесс здесь гораздо существеннее того или иного результата. Успех может стать сенсацией, за которой разглядеть истинное лицо процесса будет почти невозможно, а провал мог бы быть совершенно не замечен в массе изобильной информации о заурядном проектировании заурядных вещей.

Дизайнерская элита европейских стран переживает острый психологический кризис вместе со всей либеральной интеллигенцией Западной Европы, читающей «Американский вызов» Саймон-Шрайбера, вдруг осознавшей себя провинцией, переживающей студенческие волнения и рост американских капиталовложений, шаткость авторитетов и правительственные кризисы. Но, конечно, острее всего европейские дизайнеры переживают то, что они нужны кому-то лишь в «американизованном» виде, как служащие стафф-дизайна, что их идеальные устремления решительно никого не волнуют: предпринимателей – потому что те хотят стать «Америкой», различного рода радикалов, к которым они тяготеют сердцем, – потому что те претендуют на разрушение всей буржуазной культуры вместе со всеми ее дизайнами.

В общем это остается верно и сейчас, несмотря на несомненные успехи Евросоюза: обычно не высказываемое прямо напряжение в отношениях с США, лишь отчасти смягчаемое общим напряжением между Западом и новым Востоком, которого в период написания книги не было еще и в проекте, остается.

В этой обстановке часть людей уходит из дизайна, часть сбрасывает старые идеалы, как вышедшую из моды одежду, и идет служить, входит в нормальную коммерцию стафф-дизайна, часть (в свободное от проектирования время) занимается сочинением «восточных» храмов, или дневников в стиле «поток сознания» (как Этторе Сотсасс), или книжечек про конструкцию апельсина (как Бруно Мунари).

Часть американских дизайнеров уже выросла из элементарного прагматизма и в свободное от успешных проектно-коммерче-ских операций время сочиняет статьи на темы экологии или произносит, как Бакминстер Фуллер, возвышенные речи о моральных основах дизайна на конференциях и семинарах институтов угля, стали, алюминия и так далее. Если перелистывать профессиональные журналы, то может легко создаться впечатление, что все смешалось в дизайне. Однако это не так: многое смешалось в сознании дизайнеров, но дизайн как служба четко и упорно прогрессирует, меняя структуру, перестраивая задачи, захватывая новые сферы влияния. Для того чтобы видеть различие между дизайном, идеологией дизайна и идеями дизайнеров, нужно непрерывное исследование. В противном случае можно легко впасть в самоудовлетворенное пренебрежение к реально происходящему, имеющее сомнительное оправдание в верности более или менее абстрактным идеалам.

То, что это отнюдь не логическое допущение, а заурядная действительность, подтверждается не только растущей литературой дизайна, но и каждой конференцией в Аспене (штат Калифорния, США), каждым конгрессом ИКСИД. Согласно одному из «законов Паркинсона», всякая организация по достижении зрелости может ограничить до минимума или отсечь вовсе связи с внешним миром, так как внутренних проблем совершенно достаточно, чтобы всецело загрузить сознание объединенных в нее людей. ИКСИД – уже зрелая организация, и хотя к ней не может быть полностью применимо действие закона (входящие в нее профессиональные организации дизайна ведут нормальную деловую жизнь), ее конгрессы проходят так, как будто книги Паркинсона еще нуждались в иллюстрациях. Так было и на конгрессе 1969 года и особенно предшествовавшей ему генеральной ассамблее: отчетные доклады об организационной и финансовой деятельности, доклады рабочих комиссий (среди них есть даже комиссия по выработке определений), принятие новых членов, поправки к уставу, выборы и прочее, девиз «дизайн, общество и будущее», доклады и дискуссии. Так было и на предыдущих конгрессах, и вполне возможно, что так же будет на последующих: действительные проблемы дизайна как службы здесь не обсуждаются. Они решаются в действии, они могут анализироваться в теории, но им пока еще не место на конгрессах, где практики и теоретики новой профессии могут периодически отвлекаться от борьбы за существование и заявлять друг другу, что они хранят верность старым целям. Ясно, что кризис западного дизайна будет углубляться вместе с обострением кризиса всей капиталистической культуры. Очевидно, что разрыв между практикой и рассуждениями дизайнеров по ее поводу должен усиливаться. Для того чтобы отделить художественные поиски, представляющие определенный интерес, от мнимых ценностей, создаваемых дизайнерами, необходим всесторонний и тщательный анализ их практики.