Игорь Муромов - 100 великих любовниц

Венецианка Баффо была захвачена в плен турецкими корсарами и оказалась в гареме турецкого султана Мурада III. Очаровав его, она полностью подчинила султана своей воле и поднялась на небывалую для женщин Востока высоту.

В ясный февральский день 1576 года в Отрантском проливе при попутном северном ветре, по направлению к Ионическим островам показалась небольшая флотилия под флагами светлейшей Венецианской республики.

Триста лет тому назад проплыть по Адриатическому морю к архипелагу было трудно и опасно.

Турецкие корсары, подобно жадным чайкам, высматривающим добычу, стерегли европейские суда и всё чаще овладевали ими после более или менее отчаянного сопротивления. Груз захваченного корабля доставался победителям; храбрейших из пленников постигала казнь, трусливых ожидало рабство. Женщин и детей перепродавали в гаремы пашей, даже султанов, так что из всего экипажа убитые едва ли не были счастливее остававшихся в живых…

Капитан, человек бывалый, повиновался старику лет шестидесяти, судя по одеянию и манерам, знатному сеньору. Капитан, говоря с ним, снимал шляпу: при его приближении торопливо вставал с места; в его присутствии, отдавая приказания матросам, избегал крепких выражений. Старый синьор, в свою очередь, повиновался своей спутнице, молоденькой красавице, которую Тициан, несомненно, взял бы в натурщицы для своей Венеры. Сравнивая фрегат с человеческим телом, можно сказать, что капитан был его рукой, синьор Баффо — сердцем, а красавица, его дочь, — душою. Весь экипаж признавал дочь Баффо своею царицей.

Синьор Баффо по повелению светлейшей республики отправлялся губернатором на остров Корфу, тогда принадлежавший Венеции. Опасность, угрожавшая этому острову со стороны турок и неразбериха в управлении требовали назначения губернатором человека храброго, энергичного, решительного, и всеми этими качествами, по мнению венецианской синьории, обладал Баффо.

Синьора Баффо можно было бы обвинить только в одной слабости — в безмерной любви к единственной дочери… Впрочем, она не злоупотребляла своим влиянием на отца, но не было в мире жертвы, на которую не пошёл бы старик ради неё. Ей шёл шестнадцатый год, и в течение десяти лет не было дня, чтобы старик Баффо не вспоминал об одном странном предсказании.

Десять лет назад, возвращаясь домой с карнавала, он повстречал старуху, которая предрекла, что синьор погибнет в море, а его дочь станет царицей.

Баффо снова увидел старуху через три года, когда в Венеции свирепствовала чума. Болезнь не пощадила и жену синьора. В день похорон Баффо услышал знакомый голос: «Будет царицей». Предсказание старухи в столь скорбный час показалось ему насмешкой. Он приказал схватить колдунью, но та уже исчезла.

А ещё через шесть лет Баффо получил назначение отправиться губернатором на остров Корфу, и день его отплытия вместе с дочерью и всем имуществом из родной Венеции был ознаменован ещё одной встречей с колдуньей. Уже ступив на трап фрегата, Баффо заметил в толпе старуху. Низко кланяясь проходившему мимо неё синьору, она прошамкала тем же голосом, как и шесть лет тому назад: «Будет царицей!»

Часу во втором пополудни губернатор с дочерью вышел из каюты на палубу подышать свежим воздухом и полюбоваться великолепной картиной взморья. Рядом со старым отцом дочь, опиравшаяся на его руку, казалась ещё прелестнее. Личико девушки дышало детской вёселостью, серебристым колокольчиком заливался её звонкий смех, и щебетала она, как весенняя птичка. Отец, глядя на неё, улыбался, но улыбался как-то растерянно… Какая-то тяжёлая дума не давала ему покоя.

…За час до рассвета несколько оружейных выстрелов сверкнули на галере, следовавшей за фрегатом. Затем послышались вопли корсаров, настигавших свою добычу.

Два часа длился кровопролитный бой, пока турки не одержали полную победу.

В капитана фрегата попало несколько пуль; из двадцати человек свиты губернатора Баффо в живых осталось меньше половины, да и та состояла из одних раненых. Старый синьор во время триумфа турок не успел ни поджечь пороховую камеру, ни застрелить свою несчастную дочь. Сражённый кинжалом во время абордажа, он был брошен за борт и поглощён пучиной. Туркам достался фрегат и весь караван губернаторских галер. Кроме невольниц — молодых служанок дочери Баффо, корсары нашли тюки драгоценных тканей, парчи, бархата, ящики с серебряной посудой, оружие… Но самым ценным сокровищем была дочь Баффо, попавшая в плен к победителям.

Во время сражения она выбежала из трюма на палубу; вокруг свистели пули, ноги её скользили в крови, лившейся ручьями… Двадцать раз она была на волосок от смерти, которой искала, и двадцать раз смерть щадила красавицу. Увидев, что корсары овладели фрегатом, что они вяжут пленных, добивают раненых, бросают в море убитых, дочь Баффо решила заколоться попавшимся под руку кинжалом, но, побеждённая страхом смерти, лишилась чувств…

Месяца через четыре после этого рокового дня синьорина Баффо, облачённая в богатейший восточный наряд, осыпанный бриллиантами и жемчугами, сияющая своей чарующей красотой, была представлена турецкому султану Мураду III. Когда его мать, султанша-валиде, сняла с прелестной венецианки покрывавшую её с головы до ног кисейную чадру, повелитель правоверных онемел от удивления, не веря глазам: в венецианской своей пленнице он нашёл гурию рая Магомета и ради Баффо забыл весь свой гарем с десятками одалык из всех стран земного шара. В течение первого года жизни в султанском гареме Баффо сумела совершенно подчинить своему влиянию внука Сулеймана I. При этом Мурад III вёл непрерывные войны с её родиной; кроме Венеции, ему подчинялась Венгрия; данницей султана была и Австрия.

Любовь Мурада к Баффо возрастала с каждым днём, а после рождения сына-первенца любовь эта уже не имела границ, к зависти забытых одалык и к досаде старой султанши-валиде. Выросшая в гареме и с детства приученная к рабству, старуха не могла объяснить себе, каким образом женщина может иметь влияние на мужчину вообще и на султана в особенности? Предания о Роксолане были ещё живы в её памяти… Но Роксолана, по словам верных людей, была колдунья, с помощью злых духов очаровавшая Сулеймана I. А что если и Баффо ведьма?

Султанша-валиде поделилась подозрениями с подчинёнными. Вскоре к зависти и ненависти, которую питали к Баффо обитательницы султанского дворца, присоединился суеверный страх, выражавшийся бегством при каждом её появлении. Желая уверить сына, что он околдован венецианкой Баффо, султанша-валиде усердно принялась наговаривать ему на любимицу. Сначала Мурад отвечал смехом, потом начал задумываться; наконец, видя в чувствах своих к Баффо действительно что-то сверхъестественное, а в её неувядаемой красоте какую-то странную, обаятельную прелесть, султан объявил матери, что он серьёзно займётся исследованием этого вопроса.