Дмитрий Мамичев - Преступники и преступления. С древности до наших дней. Заговорщики. Террористы

«Внешностью, возрастом и богатством Агриппина и Ломиция Лепида мало чем отличались одна от другой: обе развратные, запятнанные дурной славой, необузданные, — они не менее соперничали в пороках, чем в том немногом хорошем, которым их, возможно, наделила судьба. Но ожесточеннее всего они боролись между собой за то, чье влияние на Нерона возобладает — матери или тетки; Лепида завлекала его юношескую душу ласками и щедротами, тогда как Агриппина, напротив, была с ним неизменно сурова и непреклонна: она желала доставить сыну верховную власть, но терпеть его властвования она не могла» (Таи. Анн. XII, 64).

По настоянию Агриппины против Домиции Лепиды возбудили уголовное дело: ее обвинили в колдовстве и осудили на смерть. Всеми силами Лепиду старался защитить вельможа Нарцисс, который понимал, что ему не сдобровать, если императором станет Нерон. Но Нарцисс не в силах был бороться с Агриппиной, и сам уехал из Рима в Синуессу якобы для восстановления здоровья. На этом карьера Нарцисса закончилась.

Агриппина быстро организовала убийство Клавдия. О том, как его отравили, рассказывали по-разному, но в самом факте отравления не сомневался никто.

Клавдий был обожествлен, а Нерон провозглашен императором с громоздким официальным именем — Нерон Клавдий Цезарь Август Германик.

Быстро стала Агриппина убирать неугодных ей людей, но ей воспрепятствовали Афраний Бурр, командующий преторианцами [30] Императорские гвардейцы. и Луций Анней Сенека, которого она сама сделала наставником Нерона. «Они вступили в борьбу с необузданным высокомерием Агриппины, одержимой всеми страстями жестокого властолюбия и поддерживаемой Паллантом, по наущению которого Клавдий кровосмесительным браком и роковым усыновлением сам себя погубил. Но характер Нерона был не таков, чтобы покоряться рабам, и Паллант. наглой заносчивостью перейдя границы допустимого для вольноотпущенника, навлек на себя его неприязнь. Внешне, однако, Агриппине оказывались всевозможные почести» (Тац. Анн. XIII, 2).

Отношения Агриппины с Нероном неотвратимо ухудшались, пока не дошли до открытой вражды и ненависти. Разъяренная Агриппина сочла, наконец, нужным напомнить Нерону, что власть он получил из ее рук с помощью преступления, но еще жив четырнадцатилетний Британник, законный наследник Клавдия.

Угроза на Нерона подействовала, и по его приказу Британник был отравлен на пиру в присутствии Агриппины.

Трагический финал беспримерной в римской истории борьбы матери и сына Тацит описывает так:

«Нерон, поняв в конце концов, что мать ему в тягость, решает ее умертвить и начинает совещаться со своими приближенными, осуществить ли это посредством яда, или оружия, или как-либо иначе.

Сначала остановились на яде. Но если дать его за столом у Нерона, то внезапную смерть Агриппины невозможно будет приписать случайности, ибо при таких же обстоятельствах погиб и Британник; а подкупить слуг Агриппины, искушенной в „злодеяниях и научившейся осторожности“ представлялось делом нелегким; к тому же, опасаясь яда, она постоянно принимала противоядия.

Что же касается убийства с использованием оружия, то никому не удавалось придумать, как в этом случае можно было бы скрыть насильственный характер ее смерти; кроме того, Нерон боялся, что избранный им исполнитель такого дела может не выполнить приказания.

Наконец, вольноотпущенник Аникет, командующий флотом и воспитатель Нерона в годы его отрочества, ненавидевший Агриппину и ненавидимый ею, изложил придуманный им хитроумный замысел. Он заявил, что может устроить на корабле особое приспособление, чтобы, выйдя в море, он распался на части и потопил ни о чем не подозревающую Агриппину: ведь ничто в такой мере не чревато случайностями, как море; и если она погибнет при кораблекрушении, найдется ли кто столь злокозненный, чтобы объяснить преступлением то, в чем повинны ветер и волны? А Нерон потом воздвигнет погибшей матери храм, алтари и вообще не пожалеет усилий, чтобы выказать себя любящим сыном.

Этот ловко придуманный план был одобрен. Благоприятствовали ему и сами обстоятельства, ибо один из праздников Нерон справлял в Байях (около Неаполя). Сюда он и заманивает мать, неоднократно заявляя, что следует терпеливо сносить гнев родителей и подавлять в себе раздражение, и рассчитывая, что слух о его готовности к примирению дойдет до Агриппины, которая поверит ему с легкостью, свойственной женщинам, когда дело идет о желанном для них.

Итак, встретив ее на берегу, он взял ее за руку, обнял и повел в Бавлы (так называлась вилла у самого моря). Здесь вместе с другими стоял у причала отличавшийся нарядным убранством корабль, чем император также как бы проявлял уважение к матери.

Нерон пригласил ее к ужину, надеясь, что ночь поможет ему приписать ее гибель случайности.

Хорошо известно, что кто-то выдал Нерона и предупредил Агриппину о подстроенной западне, и она, не зная, верить ли этому, отправилась в Байи на конных носилках.

Там, однако, ласковость сына рассеяла ее страхи; он принял ее с особой предупредительностью и поместил за столом выше себя.

Непрерывно поддерживая беседу то с юношеской непринужденностью и живостью, то с сосредоточенным видом, как если бы он сообщал ей нечто исключительно важное, он затянул пиршество; провожая ее, отбывающую к себе, он долго, не отрываясь, смотрит ей в глаза и горячо прижимает ее к груди, то ли, чтобы сохранить до конца притворство, или, быть может, потому, что прощание с обреченной им на смерть матерью тронуло его душу, сколь бы зверской она ни была.

Но боги, словно для того, чтобы злодеяние стало явным, послали ясную звездную ночь с безмятежно спокойным морем.

Корабль не успел отплыть далеко; вместе с Агриппиной находилось только двоеее приближенных — Креперей Галл, стоявший невдалеке от кормила, и Ацеррония, присевшая в ногах у нее на ложе и с радостным возбуждением говорившая о раскаянии ее сына и о том, что она вновь обрела былое влияние, как вдруг по данному знаку обрушивается утяжеленная свинцом кровля каюты, которую они занимали; Креперей был ею задавлен и тут же испустил дух, а Агриппину с Ацерронией защитили высокие стенки ложа, случайно оказавшиеся достаточно прочными, чтобы выдержать тяжесть рухнувшего потолка.

Не последовало и распадения корабля, так как при возникшем всеобщем смятении очень многие, не посвященные в тайный замысел, помешали тем, кому было поручено привести его в исполнение.

Тогда гребцам был отдан приказ накренить корабль на один бок и таким образом его затопить; но и на этот раз между ними не было необходимой для совместных действий согласованности, и некоторые старались наклонить его в противоположную сторону, так что обе женщины не были сброшены в море внезапным толчком, а плавно соскользнули в воду.