Андрей Хорошевский - 100 знаменитых символов советской эпохи

Кто-то, особенно сторонники трезвого образа жизни, может сказать, что мы слишком много уделяем внимания портвейну и всему, что с ним связано. Но в СССР портвейн был не просто алкогольным напитком — он составлял, да не покажется такое утверждение преувеличенным, определённую часть культуры. В СССР о портвейне слагали песни: «Мама — анархия, папа — стакан портвейна!» — пел кумир молодёжи 80-х Виктор Цой. По стране ходило немало анекдотов об этом вине, например такой: «В СССР из всех наркотиков был легализован только портвейн. Его можно было купить в любом магазине. Однако правительство специально добавляло в портвейн ароматизаторы, которые делали невозможным принятие больше трёх, максимум пяти бутылок. Поэтому передозировки в СССР не было».

Определённое место занимал портвейн и в литературе и живописи. Портвейн упоминали в своих произведениях Сергей Довлатов, Венедикт Ерофеев и другие писатели. А известный московский художник Сергей Семёнов, иллюстрировавший повесть «Москва — Петушки» и вдохновлённый то ли произведением Ерофеева, то ли самим благородным напитком, создал полотно «Взбесившиеся портвейны», которое, по мнению очевидцев, производит просто-таки эпохальное впечатление.

Особой любовью у ценителей пользовались этикетки, среди которых попадались настоящие шедевры, например: «Азербайджанское вино. Портвейн белый 777. Цена со стоимостью посуды для 1-го пояса — 3 руб. 40 коп., 2-го пояса — 3 руб. 80 коп., 3-го пояса — 4 руб. 50 коп. Содержание спирта 18 об. Вместимость 0,7 литра. Сахара 10 %». Или: «ТаджикСадВинСовХозТрест. Портвейн красный № 8. Крепость 18 %». И не важно, что настоящий портвейн производится в долине реки Дору в Португалии, а не в Азербайджане или загадочном «ТаджикСадВинСовХозТресте». Главное ведь не этикетка и не сам портвейн. Главное — воспоминания об ушедшей молодости и об эпохе, в которую мы родились…

В 2001 году в Москве рядом с торговым комплексом «Гостиный двор» фабрика «Новая заря» открыла единственный в России музей парфюмерии. «Экспонаты у нас подобраны так, — рассказывает директор и единственный старший научный сотрудник музея Анна Багулина, — что, рассматривая хрустальные флаконы, шёлковые футляры для духов и глицериновое мыло, вы можете проследить историю страны». Действительно, «Злато скифов», «Чёрный ларец», «Голубой ларец», «Каменный цветок», «Незнакомка» — это не просто духи, не просто безликие парфюмерные изделия, это неотъемлемая часть истории страны, символы эпохи. И конечно же, почётное место в экспозиции занимает «Красная Москва»…

В каждой шутке, как известно, есть доля истины. В послевоенные годы в СССР ходила такая шутка: «Не смогли немцы взять Москву, так хоть взяли „Красную Москву“». Действительно, в Советском Союзе не было более знаменитых духов, чем «Красная Москва». Обволакивающий пряный запах с оттенком сирени и лёгким флёром амбры был известен всему миру. А немцы, как и другие иностранцы, покупали «Красную Москву» в огромном количестве…

Рассказ о «хите» советской парфюмерной промышленности мы начнём с далёкого 1864 года. В этом году в Москве, в бывшей конюшне в Тёплом переулке, выходец из Франции Генрих Брокар (позже он принял православие и стал на русский манер именоваться Генрихом Афанасьевичем) открыл мыловарню. Производство поначалу было весьма скромным — три человека (сам Брокар, хозяин помещения Иван Бурдаков и дворовой мужик Герасим) в трёх кастрюлях варили мыло, около 100 кусков в день. В те годы производство парфюмерии в России находилось в зачаточном состоянии. Мыло и другие предметы гигиены в основном завозились из-за границы, стоили дорого и были доступны только элите общества. В этой ситуации Генрих Брокар решил воплотить в жизнь одну простую и, как всё простое, гениальную идею — мыть руки с мылом должны все, а не только богатые. Брокаровское «Народное» мыло (оно было одновременно и туалетным, и хозяйственным) стоило всего одну копейку. Если раньше рабочие и крестьяне мылись щёлоком, получаемым из печной золы, то теперь вполне могли позволить себе покупать мыло и «быть как баре».

Производство росло как на дрожжах. Фабрика постоянно расширялась. Уже через несколько месяцев она переехала в дом на Зубовском бульваре, затем, в сентябре 1866 года, — в дом Соколова на Пресне, а через три года фабрика Брокара оказалась в новом здании на углу Арсеньевского переулка и Малой Серпуховской улицы (ныне — улицы Павла Андреева и Люсиновская).

Но не только дешевизной «брал» Брокар. Его остроумные находки в оформлении продукции и точно направленная реклама позволяли завоёвывать покупателей среди всех слоёв населения. Брокар первым в России начал выпускать мыло для детей. На каждом куске была выбита буква русского алфавита (можно сказать, что это мыло стало прообразом современных «киндер−» и прочих «сюрпризов»). Мыло с оригинальным названием «Огурцом» действительно по форме напоминало огурец и пользовалось огромным спросом у покупателей. Удачно экспериментировал Брокар и с упаковкой. Именно он первым придумал помещать на обёртке стихи Пушкина и Лермонтова и отрывки из басен Крылова.

Постепенно Брокар выбился и в «высший свет». Помогло ему в этом знакомство с дочерью Александра II, великой княгиней Марией Александровной. Генриху Афанасьевичу повезло — он получил приглашение на торжественный приём, устроенный великой княгиней. Конечно же, Генрих Брокар не преминул воспользоваться возможностью представить свой товар члену императорской фамилии. И сделал он это с присущими ему выдумкой и находчивостью. Можно ведь было просто подойти к княгине с готовыми образцами своей продукции и сказать что-то вроде: «Вот, Ваше Высочество, духи, которые производятся на моей фабрике». Но Брокар поступил иначе. Великой княгине был преподнесён изящный букет восковых цветов. Каждый цветок букета был пропитан духами Брокара и при этом имел свой природный запах. Благоухающий подарок так понравился дочери государя-императора, что вскоре товарищество «Брокар и К°» было удостоено звания «придворного поставщика Государыни Великой княгини Марии Александровны, герцогини Эдинбургской». Позже фабрика Брокара стала поставщиком Российского императорского двора и испанской королевской фамилии.

Гениальным рекламным ходам Брокара вполне могут позавидовать современные PR-технологи. Завоевать рынок мыла оказалось, в общем-то, не сложно. А вот с духами было гораздо труднее. Покупатели духов обычно консервативны в своих пристрастиях и отдают предпочтение продукции известных торговых марок. Пусть духи Брокара ни в чём не уступали французским, пусть они не раз брали первые призы на всевозможных выставках, всё равно: «французские духи — это шик, а русские даже духами назвать нельзя», — так думали покупатели. Опять же, Брокар мог пойти по обычному пути — попытаться доказать через рекламу, что его духи ничуть не хуже французских. Но Брокар не был бы Брокаром, если бы поступил так, как любой другой предприниматель на его месте. Он нашёл нестандартный и, как всегда, очень эффективный ход. В присутствии свидетелей в специально помеченные брокаровские флаконы были разлиты духи престижной французской торговой марки «Любрэн». «Это никуда не годится, Брокару никогда не догнать французов», — едва ли не половина покупателей возвращали духи назад с жалобами на их низкое качество. Этого-то Генрих Афанасьевич и ждал. «Искушённая» в качественных духах публика была посрамлена. Брокар доказал привередливым покупателям, что выбирать нужно сам товар, а не упаковку. С тех пор брокаровские духи стали непременным атрибутом туалетных столиков в лучших домах российской элиты.