Н. Ильина - Японская мифология. Энциклопедия

Но это последнее стихотворение осталось без ответа, и опечаленный принц отправился восвояси.

Принц Курамоти, так же как и его предшественник, был очень хитрым и тоже распустил слух о том, что уехал в путешествие в далекую Индию в поисках ветки с волшебного дерева. А сам он нанял шестерых известных в стране мастеров златокузнечного дела, спрятал их в доме, в котором находился сам, и приказал им сделать ветку в точности такую, что описала Кагуя-химэ.

Когда мастера закончили работу, принц отправился к Кагуя-химэ и преподнес ей драгоценную ветку со следующим стихотворением:

Кагуя-химэ грустно взглянула на сверкающую ветку и, не испытывая никакого интереса, стала слушать безыскусную историю о похождениях принца. Он рассказывал о грозном море, о странных чудовищах, о жутком голоде, болезнях, которые перенес на пути к заветной горе и волшебному дереву. Затем этот бессовестный обманщик перешел к описанию того, как они достигли высокой горы, вздымающейся из моря, как встретили там женщину, несущую серебряный сосуд с водою.

— На горе, — рассказывал он, — было много чудесных цветов и деревьев; и ручей цвета радуги — желтый, как золото, белый, как серебро, голубой, как драгоценная бирюза; и через этот ручей были переброшены мосты из подводных самоцветов, а рядом росли деревья, увешанные драгоценными камнями. У одного из них я и отломил эту ветку, чтобы привезти ее сюда и подарить несравненной Кагуя-химэ.

Кагуя-химэ ничего не оставалось делать, как поверить этой лживой истории, если бы в этот момент не появились шесть мастеров, громко требующих плату за изготовленную ими драгоценную ветку. Уличенный в обмане, принц поспешно покинул дом девушки. А она, не помня себя от радости, щедро вознаградила мастеров.

Правый министр Абэ-но Мимурадзи нанял китайского купца по имени Ван Цин, чтобы тот достал ему несгораемое одеяние из шерсти Огненной мыши. Когда корабль купца вернулся из Китая, он привез одеяние, которое уверенный в успехе своего замысла Правый министр Абэ-но Мимурадзи так сильно хотел получить. Платье из шерсти Огненной мыши покоилось в ларце. Оно было цвета морской волны, кончики ворсинок золотые — настоящее сокровище небывалой красоты, которой можно восхищаться даже больше, чем его стойкостью к пламени огня.

Не сомневаясь в успехе своего сватовства, веселый, он отправился вручать подарок Кагуя-химэ, сопроводив его следующими строками:

Когда Правый министр Абэ-но Мимурадзи преподнес свой подарок Кагуя-химэ, она сказала старику Такэтори:

— Если это одеяние ты бросишь в огонь и оно не загорится, я ни секунды не буду медлить и соглашусь на предложение этого господина.

Развели огонь, бросили в него платье, где оно моментально и сгорело. Когда Правый министр увидел это, лицо его позеленело, как трава, и он долго стоял в немом удивлении. Но Кагуяхимэ, втайне обрадовавшись, вернула ларец со следующим стихотворением:

Дайнагон Отомо-но Миюки вернулся в свой дом, собрал слуг и приказал им принести ему как можно скорей драгоценный камень дракона.

Подумав и все взвесив, слуги решили не выполнять странный приказ своего господина. А он тем временем был так уверен в успехе этого предприятия, что решил пока украсить свой дом. Все покои завесили парчовыми тканями, расписанными искусными художниками. Стены дворца покрыли лаком, золотыми и серебряными узорами, а кровлю украсили разноцветной бахромой. Вдобавок всех своих жен и наложниц дайнагон выгнал из дома прочь. Спустя какое-то время дайнагон, который уже не в силах был ждать появления своих слуг, отправился в гавань Нанива и спросил рыбаков, брал ли кто-нибудь из его слуг лодку, чтобы на ней отправиться на поиски дракона. Рыбаки отвечали, что никто из его людей не приходил сюда, и он, очень недовольный этими новостями, сам сел в лодку и в сопровождении проводника отправился в путь.

Так случилось, что Бог Грома в то время был зол, и потому море очень взволновалось. Спустя несколько дней шторм стал таким сильным, что грозил вскоре потопить лодку. Сопровождающий дайнагона рискнул заметить:

— Сильный ветер, высокие волны и раскаты грома — это все знаки гнева Бога Грома, которого мой хозяин, по-видимому, разозлил, собираясь вытащить дракона из глубин и отнять у него драгоценный камень. Из-за дракона разыгрался этот шторм, и было бы неплохо моему господину помолиться.

А поскольку дайнагон тоже не на шутку был испуган, нет ничего удивительного в том, что он с готовностью согласился последовать совету своего проводника. Он помолился никак не меньше тысячи раз, каясь в своем глупом желании сразить дракона и смиренно обещая оставить повелителя глубин в покое.

Шторм утих, и тучи растаяли, но ветер все еще оставался таким же сильным, как и раньше. Сопровождающий сказал, однако, своему господину, что ветер правильный и дует прямо в сторону их дома.

Наконец они достигли побережья Акаси, в провинции Харима. Но дайнагон, все еще больной и сильно напуганный, решил, что они приплыли в какую-то дикую землю, улегся в лодке, жалобно стеная и отказываясь выйти даже тогда, когда правитель этого края сам вышел поприветствовать его.

Когда наконец дайнагон понял, что они пристали вовсе не к дикой земле, он сошел на берег. Нет ничего удивительного в том, что его появление вызвало улыбку на лице правителя — это был жалко выглядящий и весьма расстроенный господин, продрогший до костей, с распухшим животом и глазами, тусклыми, как две терновые ягоды.

Наконец дайнагона доставили в паланкине домой. Когда его принесли, хитрые слуги смиренно рассказали свои истории о том, как они потерпели неудачу в охоте на дракона. На что дайнагон им отвечал:

— Вы правильно сделали, что вернулись с пустыми руками. Дракон этот, без сомнения, дружен с самим Богом Грома, и кто бы ни решил наложить руки на драгоценный камень, что покоится на шее дракона, подвергает себя большому риску. Сам я тяжело перенес тяготы моего путешествия, и перенес их зря, не получив за это никакой награды. Кагуя-химэ похищает души мужчин и разрушает их тела, а раз так, никогда больше я не посещу ее дом и никогда не прикажу это вам.