Елена Прокофьева - 100 великих свадеб

В 1937 году он познакомился с молодой и очень красивой актрисой Лан Пинь. Она не была интеллигентной девушкой, как Ян Кайхуэй; она приехала из деревни, но обладала артистизмом, была кокетлива и пикантна. После простых и честных женщин-революционерок эта изящная лисичка пленила сердце Мао Цзэдуна. И сама влюбилась в него. Мао Цзэдун к моменту знакомства с Лан Пинь был лидером Коммунистической партии Китая, поднаторевшим в борьбе, опытным революционером и партизаном. Ему исполнилось сорок четыре года. Современник вспоминал его как привлекательного мужчину: «Налитой силой, уверенный в себе, все время пошучивающий богатырь, ходящий вразвалочку, словно вставший на задние лапы медведь. Мощные плечи, проницательные глаза, мягкая улыбка и, самое главное, исходящая от него магия Лидера с большой буквы».

Хэ Цзычжэнь уже не привлекала Мао как женщина. Ее тело было изуродовано ранением, ее психика не выдержала тяжелых испытаний… Или просто так было удобно для Мао? В общем, Хэ Цзычжэнь отвезли в Москву для лечения. По возвращении из СССР Хэ Цзычжэнь отправили в психиатрическую лечебницу. Мао развелся с ней и объявил, что женится на Лан Пинь.

Это решение едва не раскололо партию. Соратники Мао разделились на тех, кто готов был поддержать любое его решение, тем более такое незначительное для общего дела, как женитьба, другие же сочли бесчестным то, как он поступил с Хэ Цзычжэнь, и буквально засыпали вождя коллективными письмами с протестами: «Председатель, мы надеемся, что вы не женитесь на этой артистке, у нее дурная репутация». Евгений Щигленко в статье «Партийная любовь» писал: «Дело Мао обсуждали на заседании Политбюро ЦК КПК. Руководство волновал не столько тот факт, что намечающийся брак будет у Мао четвертым, сколько “буржуазность” невесты. И хотя с классовым происхождением у Ли Юньхэ все было в порядке, руководство смущали слухи о том, что когда националисты посадили ее в тюрьму, заподозрив в связях с коммунистами, она вышла оттуда, подписав отречение — акт, расцениваемый партией как предательство. Главную роль в урегулировании семейного дела сыграл Кан Шэн, начальник разведки коммунистов. Собранные им сведения о шанхайском прошлом избранницы Мао хотя и не слишком убедительно, но опровергли слухи, и партии пришлось дать Мао разрешение на брак. После свадьбы молодая жена взяла себе новое имя — Цзян Цин (Лазурный поток) и вступила в КПК».

Подробности их свадьбы неизвестны. Ясно только, что не до пышных торжеств им было… Неизвестна даже точная дата бракосочетания! Да главным в этой свадебной истории были не торжества, а скандал партийно-государственного значения, сопровождавший свадьбу.

Ко всеобщему удивлению, Цзян Цин оказалась хорошей женой: она не расставалась с Мао ни на день, она была спутницей во всех его походах, настоящим боевым товарищем. И при этом старалась оставаться привлекательной женщиной.

«Ей нравилось чувствовать себя “в свете прожекторов”, нравилось, чтобы ею восхищались, — вспоминал Ли Иньцао, телохранитель Мао. — Зимой все кутались в вороха теплой одежды, а Цзян обязательно ее перешивала, чтобы подчеркнуть свою тоненькую фигурку. У нее были иссиня-черные волосы, перехваченные лентой и падающие хвостом до середины спины, тонкие брови, ярко блестевшие глаза, аккуратный носик и крупный, щедрый рот…»

Когда у Цзян Цин родилась дочь Ли На, она проявила себя как прекрасная мать. Казалось, Цзян Цин интересуется только домом. При Мао она исполняла обязанности секретаря.

Однако женитьба на красивой молодой женщине не сделала Мао верным мужем. Цзян Цин признавалась его личному врачу: «Доктор Ли, вы совершенно не знаете Председателя. Он очень любвеобилен и не пропускает ни одной женщины. Его мудрый разум никогда не восстанет против плотских утех, а девушек, готовых пожертвовать чем угодно, чтобы доказать ему свою преданность, более чем достаточно». Это не было пустой подозрительностью ревнивой жены. Сам доктор Ли вспоминал: «Для молодых женщин, которых Мао выбирал, обслуживать его, угождать любому его желанию было ни с чем не сравнимой честью. Каждый, кто работал для Мао, тщательно изучался, женщины не были исключением. Осторожное исследование гарантировало, что они полны благоговения, восторга и восхищения Председателем. Все они — потомки нищих крестьян, все из семей, обязанных своим благосостоянием Коммунистической партии. Мао для них — мессия, спаситель. Наложницы Мао никогда не любили его в обычном, житейском смысле слова. Они любили его скорее как своего великого вождя, как учителя и спасителя. Одна из девиц, описывая сексуальную удаль Мао, заметила: “Он велик во всем!”».

Опасаясь, что Мао в конце концов сменит ее на другую, Цзян Цин решила стать для него не только женой, но и незаменимым товарищем по партии. Евгений Щигленко писал: «Когда в 1965 году Мао, для того чтобы избавиться от политических противников, потребовалось “разжечь пламя великой пролетарской культурной революции”, он смог довериться только Цзян Цин. В обстановке строжайшей секретности готовила она кампанию против “каппутистов”, “идущих по капиталистическому пути”. Затем, как того хотел Мао, она призвала молодежь “свергать буржуазные элементы” — интеллигенцию, старые партийные кадры. “С молотом в руке, подняв сжатый кулак, — подавала она пример молодежи, — я пошла в наступление на все старое”. Очевидцы рассказывают, что Цзян Цин сумела сыграть свою роль блестяще: среди китайских юношей и девушек 70-х она была популярнее любой киноактрисы. Вдохновленные призывами свергать отжившую буржуазную культуру, студенты и школьники организовывались в отряды хунвэйбинов — так называемых “красных охранников” новой революционной культуры. От их скорого суда и жестокой расправы не были застрахованы ни чиновники, ни профессура университетов, ни простые граждане. Вряд ли Цзян Цин предполагала, что начатая ею “культурная революция” закончится гибелью, по некоторым данным, 20 миллионов человек. Как писал о том периоде один из самых авторитетных биографов Мао Филип Шорт, “никто, включая самых близких Председателю людей, не знал, что заставило его избрать такую непостижимо сложную и беспощадную тактику. Еще менее предсказуемым был ее конечный результат”. Разом превратившись из домохозяйки в главную “культурную революционерку”, Цзян Цин была поднята подобострастными партийными функционерами на небывалую высоту. Ее мнением интересовались по всякому поводу, но она отвечала на вопросы неизменным признанием в любви к Председателю. По всему Китаю шли поставленные по ее наивным либретто оперы. Главными героинями в них, как правило, были женщины, у которых пусть даже и отсутствует личная жизнь, но зато есть Великий кормчий. В кульминационный момент героиня пела: “Я думаю о Председателе Мао!” — и ее тут же осеняли светлые идеи, позволяющие преодолеть все трудности…»