Елена Прокофьева - 100 великих свадеб

В 1942 году Кэрол Ломбард погибла в авиакатастрофе. Кларк Гейбл был безутешен. Со временем он женился снова, пережил множество ярких романов, но Кэрол Ломбард навсегда осталась самой большой его любовью. И во всех женщинах, с которыми Кларк встречался, он искал сходства с Кэрол. Стать хоть немножко похожей на Кэрол Ломбард — это был единственный способ привлечь внимание Кларка Гейбла…

29 апреля 1945 года

Адольфу Гитлеру, «великому диктатору» и одному из величайших чудовищ в истории человечества, не везло с женщинами, потому что он был слишком застенчив. Даже в тот период, когда он был на гребне власти и одним своим появлением на балконе, одним звуком своего голоса приводил в оргиастический экстаз тысячи экзальтированных немок, когда его засыпали письмами с любовными признаниями и сентиментальными подарками, он все равно оставался тем же неудачливым художником и застенчивым юношей, каким был когда-то… Только одна женщина смогла разбудить в нем мужчину: Ева Браун.

Ева Браун была, в сущности, неплохой женщиной. И недалекой. Она просто не задумывалась о том, что творилось под руководством ее любовника. Она смиренно прожила в его тени… кто-то говорит — тринадцать лет, кто-то — пятнадцать, кто-то называет цифру «семнадцать»… В их общей истории столько белых пятен, что до сих пор неизвестно, когда и при каких обстоятельствах они познакомились: существует несколько версий. Одни историки утверждают, что в юности Ева была едва ли не порномоделью. Другие это опровергают, утверждая, что Ева была девушкой из приличной бюргерской семьи, получила хорошее воспитание и вовсе не снималась для пикантных открыток, а всего лишь была ассистенткой фотографа. Скорее всего, они познакомились с Гитлером в этом самом фотоателье в октябре 1929 года, когда ему уже исполнилось сорок лет, а ей было всего семнадцать.

Зато точно известна дата и обстоятельства их свадьбы.

И то, что после бракосочетания они не жили долго и счастливо.

Адольф говорил, что не может жениться на ней и вообще ни на ком: ведь он уже женат на Германии! Ева относилась к этому с пониманием. Тем более что все вокруг считали: уж если фюрер женится — то не на ней, а на какой-нибудь девице из благородной семьи, с достойной биографией.

Ева даже не была счастлива рядом с Адольфом! Он постоянно держал ее на расстоянии вытянутой руки: не приближал, но и не отпускал. Она служила ему для постельных утех, но как личность Гитлер свою подругу не воспринимал. Ева Браун несколько раз пыталась покончить с собой, а в последние годы постоянно принимала снотворные порошки, потому что жизнь сквозь сонный морок не казалась такой уж отвратительной и скучной. Она писала в своем дневнике: «За что мне все это? Лучше бы я его вообще не встретила! Моя жизнь просто ужасна. Пойду куплю снотворного порошка и забудусь в полусне…»

…И все же Гитлер женился. Женился на Еве Браун. Когда уже все шло к концу, когда он потерял Германию и когда им и оставалось-то только одно — рука об руку шагнуть за порог смерти, где Гитлера ожидало адское пламя, если вообще нас всех там ждет хоть что-то… А Ева, разделявшая с ним постель, решила разделить и посмертную судьбу.

Рохус Миш — телохранитель и телефонист Адольфа Гитлера — один из последних людей, видевших великого диктатора живым, вспоминал о том, что происходило в бункере фюрера в последние дни, под победную канонаду советской артиллерии:

«23 апреля 1945 года. В предвечерний час Гитлер внезапно покинул помещение. Медленно, очень медленно он прошел мимо телефонной станции, где находился я, овчарка Блонди не отступала от него ни на шаг. Вместе с несколькими приятелями из службы охраны он поднялся наверх в сад Рейхсканцелярии. В последний раз подышать свежим воздухом. Стояли удивительно чудесные весенние дни, за кулисами которых разыгрывался этот ад.

24 апреля 1945 года. Гитлер встретился со мной в проходе. Он выглядел словно человек, лишенный дневного света и свежего воздуха. Бледный, сильно сгорбившийся, с шатающейся походкой — похожий на узника тюрьмы, который в течение нескольких часов делает несколько шагов взад и вперед, — так он шаркал, проходя мимо моей телефонной станции. Как убийца в камере смертников. Ева являла собой полную противоположность этому. Она, как всегда, тщательно следила за собой, румянила щеки и одевалась так, словно бы пребывала на вилле в светском обществе, а не проводила последние дни с готовящимися сойти в могилу реликвиями. Мне это нравилось. Едва ли нужно говорить: Ева была единственной, кто продолжал культивировать утонченность. Она напоминала мне о том, что мы еще не были мертвы.

29 апреля 1945 года. Вскоре после полуночи я заметил в бункере человека, которого никогда не видел раньше. Хенчель (Hentschel — машинист в бункере), кажется, был поражен не меньше меня, когда мужчина и двое провожатых целеустремленно прошли мимо нас. “Кто же это все-таки был?”, — спросил я Хенчеля. — “Служащий загса”. — “Кто?” Я должно быть ослышался, но Хенчель повторил: “Служащий ЗАГСа!” Речь шла о сотруднике муниципалитета и управляющем гау (области) Вальтере Вагнере, который работал у Геббельса в Берлинском гау. “Шеф сегодня женится”, — объявил мне приятель. Эти слова он снова повторил. Так, я узнал о предстоящей свадьбе Гитлера и Евы Браун. И ещё. Я увидел, как Вагнер исчез в кабинете Гитлера, оба провожатых остались стоять напротив. За дверьми кабинета Ева дала Гитлеру согласие. Борман и Геббельс, по-видимому, исполняли обязанности свидетелей при бракосочетании. Примерно в полвторого дело было завершено.

Я оставался на своем месте и обдумывал, как я должен теперь обращаться к Еве, когда её встречу. “Госпожа Гитлер” — это казалась для меня невозможным. Еве, девушке “фюрера”, обращение “фрау Гитлер” не подходило, и Гитлеру то, что он состоит в браке, тоже не подходило.

Приятели позже обсуждали, что Гитлер только потому захотел сделать Еву “фрау Гитлер”, чтобы до конца сохранить соглашение. Прежде всего, из-за родителей Евы. Всё должно было быть приведено в порядок. Брауны не должны были стыдиться, что их дочь умерла сожительницей. Мысли о том, как правильно обращаться к Еве Гитлер и вся болтовня о бракосочетании, снова отступили перед сверлящим вопросом: когда же все это закончится самоубийством? Погруженный в такие размышления, я вообще не замечал, что секретарша Траудль Юнге молча сидела на единственном свободном стуле на телефонной станции и приступила к перепечатыванию чего-то из своего стенографического блокнота. Я не мог больше читать “мое политическое завещание”. Фрау Юнге усердно печатала третью страницу.