Андрей Хорошевский - 100 знаменитых символов Украины

Крым и виноделие — эти понятия настолько неразделимы, что кажется, будто в Крыму выращивали виноград и делали вино всегда и во все времена. Да так оно, в общем-то, и было. Покопавшись в истории, мы узнаем, что еще в VI веке в античном Херсонесе стояли памятники лучшим виноделам. Об этом свидетельствует, например, найденная на развалинах греческого города-государства каменная плита с высеченной на ней надписью: «Народ почтил статуей Агасикла, размножившего виноградники на равнине». Правда, после того как на смену грекам пришли турки-османы, жаркое крымское солнце долгие века бесполезно растрачивало свое тепло — о винограде в Крыму забыли, ведь согласно Корану питие вина есть грех, а если нет вина, значит, не нужен и виноград.

Так продолжалось до самого конца славного XVIII века, до тех пор, пока Крым не стал частью Российской империи. Надо сказать, что в ту пору прославленный Южный берег Крыма находился в достаточно запущенном состоянии. Ялта была небольшим рыбацким поселком, а бывшее греческое поселение Марсанда лежало в развалинах и было совершенно заброшено. И потому крымские земли стоили поразительно дешево. Просто грех было не прикупить огромные поместья, которые продавались за копейки. Что, собственно, и делал назначенный в 20-х годах XIX века крымским наместником светлейший князь Михаил Семенович Воронцов. Ему принадлежали имения в Алупке, Гурзуфе, Ай-Даниле, а в 1825 году князь приобрел у крупного сановника М. Н. Смирнова «Богоданную дачу» — так в те времена называлось имение «Марсанда». Позже «неудобоваримое» для русского слуха греческое слово, переводившееся как «неудобья» или даже как «плохая земля», трансформировалось в привычную нам «Массандру».

Новый хозяин Массандры знал, чем он будет заниматься на благодатных крымских землях. Конечно, виноделием — князь Воронцов, разбиравшийся в хороших винах, просто не мог себе представить что-то другое. Правда, по этому поводу он много спорил с известным ученым, основателем всемирно известного Никитского ботанического сада Христианом Христиановичем Стевеном. «Помилуйте, любезный Михаил Семенович, — говорил ученый, — какая лоза, какое вино? Крымские земли просто созданы Богом для оливкового дерева!» В ответ у Воронцова всегда был один, но очень веский аргумент: «Да чтож вы мне, Христиан Христианович, все про масло толкуете? Не буду ж я его пить. Вот вино — это другое дело». В общем, как ни встретятся Воронцов со Стевеном, так и начинали вместо «здрасьте» о масле и вине спорить. Но поскольку земли были воронцовские, вышло так, как хотел князь.

Да, желание превратить крымскую землю в прекрасный виноградник у светлейшего князя было. Но тут существовала другая загвоздка. Михаил Семенович прекрасно разбирался, так сказать, в готовом продукте, то есть в вине, но вот о том, как сей замечательный продукт получается, светлейший князь представление имел весьма слабое. Ему казалось, что достаточно привезти из-за границы лучшие сорта винограда, посадить их в крымскую землю, собрать урожай — и все, дело сделано. Князь тратил огромные деньги на лозу из лучших винодельческих районов Франции, Италии и Испании. И неизменно все оканчивалось неудачей. То есть если лоза и выживала и давала урожай, то все равно вино получалось так себе. Но надо отдать должное графу Воронцову — он очень быстро осознал свою ошибку и нашел верный путь ее исправления. Нужны, во-первых, свои, акклиматизированные к крымским условиям сорта винограда, а во-вторых, свои доморощенные специалисты, умеющие такой виноград выращивать. В 1828 году по инициативе Михаила Семеновича в поселке Магарач, расположенном неподалеку от Никитского ботанического сада, было открыто училище садоводства и виноградарства, со временем превратившееся в крупнейшее научное заведение, занимающееся проблемами виноградарства и виноделия. И надо сказать, усилия князя не прошли даром, через некоторое время вино с надписью на этикетке «Выдержанное в подвалах Воронцова» стало, по крайней мере на местном рынке, на равных конкурировать с лучшими сортами заграничных вин.

Безусловно, светлейший князь Воронцов очень многое сделал для Крыма и местной винодельческой промышленности. Пожалуй, единственное, что ему не удалось, так это привить любовь к виноделию своим потомкам. Наследники светлейшего князя продали крымские поместья Удельному ведомству Российского императорского дома. Сумма, за которую были проданы имения Массандра и Ай-Даниль, конечно же, внушает уважение — 1 млн 800 тыс. рублей, это гораздо дороже, чем князь Воронцов заплатил за эти владения. Но думается, что Михаил Семенович ни за какие деньги не расстался бы с крымской землей, в которую он вложил столько сил…

После того как Массандра перешла во владение императорской семьи, дела там шли, скажем так, ни шатко ни валко. С одной стороны, производство и продажи вина росли, появлялись все новые сорта. Однако эти сорта были практически неизвестны за границей, были проблемы и с учетом производившегося и продававшегося вина (то есть, называя вещи своими именами, имело место элементарное воровство), очень много было дешевого и откровенно сфальсифицированного вина. Крымским имениям нужна была сильная рука, сильная не в том смысле, чтобы как можно сильнее «закрутить гайки», — там должен был наконец появиться настоящий хозяин, для которого виноделие — это страсть, а не способ наживы. И слава богу, такой человек нашелся…

Для того чтобы понять масштаб личности Льва Сергеевича Голицына, не нужно штудировать его длинную биографию. Достаточно обратиться к русской классике и прочитать полторы странички из замечательной книги Владимира Гиляровского «Москва и москвичи», главу «Львы на воротах», посвященную московскому Английскому клубу. Даже внешность князя поражала воображение. Огромного роста, широкоплечий, бородатый, на голове разметалась непослушная грива седых волос — ни дать ни взять русский былинный богатырь, и грима не надо. Единственное, что нарушало этот образ, — пенсне, вечно соскакивающее с носа.

Необычен был князь Голицын и в своих делах и поступках. Кстати, не очень любили его, как вспоминал Гиляровский, в Английском клубе. Почему? Да потому что мало было (если вообще были) потомственных русских князей, которые могли прилюдно, в присутствии представителей высшего света, пройтись «добрым матюжком» по «придворной накипи». А когда однажды разгоняла полиция демонстрацию студентов на Тверской и быстро-быстро закрылись все дома и магазины, Голицын вышел на улицу и кричал, чтобы раненых несли в его дом. Прямо в его магазине княжеские жена и дочь перевязывали раненых, а сам хозяин откупоривал бутылку за бутылкой и всех угощал. Полицейским же, стучавшим в двери, отвечал громогласно: «Я праздную, я именинник, а это — мои гости!»