Вячеслав Майер - Краткая Воровская ЭНциклопедия

В Древнем Риме к путникам относились уважительно и, чтобы они не уставали, по краям дорог ставили бордюрные камни, на которых можно было присесть, такие же камни стояли, чтобы можно было слезть с лошади — прохожая часть для людей была посередине, а проезжая для лошадей по обеим сторонам.

Помимо дорог, ограбления часто совершались на проезжих дворах, особенно у городских и монастырских ворот. Там нападением уводили лошадей, воровали припасы и товары. Во все времена объектом нападения было то, что попадалось в руки, не разбирались — все шло — пленники, скот, повозки, люди. В то время было единство грабителя и человека — крестоносец становился грабителем, идя на освобождение Гроба Господня, а купец не только торговал, но и присматривал, где бы что-нибудь стащить: в средневековье центром ограбления было кладбище. Вижу, вижу, ваше удивление — неужто кости, гробы и прочая тленность были в цене? Нет, тогда центром общественной жизни города было кладбище — тут хоронили и выкапывали, тутже на золе или соломе лежали голые покойники, готовые к погребению, тутже валялись кости и черепа. И тут же торговали, устраивали народные собрания, оглашали приговоры, казнили и судили. Многие площади старых городов Европы, особенно Франции — это территория бывших кладбищ. Тогда воровской люд обычно проживал в оссисуариях среди сложенных человеческих костей. Как видите, место жительства совпадало с местом работы, а запахи и тление не воротило носы и не отвращало взгляд.

Грабеж в древности не отличался изысканностью, если и снимали одежду, то подчистую, догола. Нижнее белье тогда не носили. В Сибири в прошлых столетиях, отправляясь на ограбление, разбойники вынуждены были прихватывать с собой мешки. Для каких это целей? Чтобы складывать снятую одежду? Не угадали. Мешки… становились одеждой раздетых, им надо было его разорвать и просунуть туда голову и руки, а пространство между телом и мешковиной заполнить сено-соломой. Мосты всегда притягивали воров и грабителей, как на самих мостах обчищали, так и под ними. Мост — место опасное, экзистенциальное, тут не до рассуждений, а то бурный поток завершит дело. Под мостами можно было спасаться от непогоды, да и сейчас уйма людей живет под мостами в Париже и Нью-Йорке. Для многих французских клошаров мост — дом родной. Китайская и корейская поэзия обожает мосты и там свершается необычное: возвращается влюбленный юноша от девушки и дождь загоняет его под своды. Предавшись воспоминаниям, юноша засыпает. Вскакивает от дикой боли, оказывается проходившие под мостом мародеры посчитали его убитым и отрезали ножницами наследство, из которого в те времена изготовляли ценное лекарство.

И пятидесятых годах проживал в Иркутске неимоверный силач Саша Штоппель. Он мог одной рукой, схватив человека за рубаху, его поднять, детьми играл, подбрасывая, как акробат-жонглер тарелками. Но люди даже не могли представить, что жил он грабежами — на ангарском мосту. Проходил спокойно к одинокому прохожему, приподнимал его под мышки и аккуратно опускал за мостовые перила. Потом нежно так говорил: «Ну, как?», а затем снова ставил на мост и тщательно обшаривал ошарашенного — брал деньги, золото, ценные меховые шапки. Человек так пугался, что даже в милицию не обращался. «Влетел» Штоппель случайно. У него был кореш, ростом невелик, носил, как все маленькие, ботинки на высоких каблуках и шляпы с широкими полями. Хвастался успехами у дам, за что получил прозвище «Конь любви». При Саше был пятницей. Однажды, шествуя по месту работы, то есть ангарскому мосту, Саша ради хохмы опустил «Коня» за перила, но тот, не оробев от страха, стал выворачиваться и надо же, какая неудача — выпал из пальто и вместе с ботинками проследовал в ледяную байкальскую воду. Утонул, конечно. Нашли только шляпу, прибившуюся к берегу в районе Олонок. Штоппеля судили за неумышленное убийство и тут многие ограбленные, набравшись мужества, его опознали. А по мосту до сих пор боятся ходить в ночное время.

Мосты и любые переходы места страшные благодаря многому — темноте, подвешенности, транспорту и, естественно, благоприятные для грабежа. У людей уже заранее ноги подкашиваются, пиджаки сами снимаются, там легко и приятно все отдается. Обращения типа; «Есть ли у вас огонек?», «Дайте прикурить?», «Дружище, есть ли у тебя спички?», сами по себе ласковые, многих срывают с места и бросают в бег без оглядки. Вот какую быль-шутку рассказывают до сих пор в России. Одни говорят, что это было в Новосибирске, другие — что в Свердловске рядом с вокзалом, а третьи утверждают, что в длинном подземном переходе на станции метро «Динамо». Слушайте. Дама в песцовой шубке при переходе подбегает вечерком к увядающему молодцу и умилительно просит: «Позвольте, сударь, вам чегонашку показать?» Тот, смеясь, говорит: «Не знаю, что это такое, покажи». Она тут же распахивает шубку и, будучи оголенной, кажет ему свой сад Эдема. «Ха, ха, ха, ну и люди пошли», — молодец спускается в подземный переход со смехом в душе. Но на другом конце перехода, его вежливо останавливают два мордоворота и спрашивают: «Видели ли вы чегонашку?». Тот опять сквозь хохот говорит: «Видел, видел». «Если видел, то гони за просмотр пятисотенную. Сегодня бесплатно, — крепко беря в руки куртку, — не показывают. Гони, гони без раздумий, мы на работе, а то…» Грабеж дело личное, кто любит работать группой, а кто индивидуально, объектом обычно являются отдельные граждане, оказавшиеся в ночи, в опоздании, задержавшиеся на пьянках-гулянках и любовных похождениях. В России исчезли, кажется навсегда, семейные гуляния на набережных Амура, Ангары, по бульварам столицы, редко кто встречает своих знакомых и любимых в поздние часы. Все надеются на знаменитое «авось», а это слово прекрасная поддержка воровству и разбою.

Людей, которые прожили жизнь без ограбления, не встретишь, даже вождь мировой революции был раздет и вышвырнут из машины, как котенок. Лексикон и поведение грабителей также отражает прошедшие и настоящие времена. Посудите, при капитализме дореволюционном чувствуется мягкость при обращении грабителей. Тогда обращались к жертвам: «Дамочка, не торопитесь, освободитесь от денег и украшений». «Хорошо, вы свободны — удалитесь». «Пожалуйста, сами разденьтесь, мы отвернемся». «Большое спасибо». «Господин, позвольте вас раздеть?». «Спасибо».

Эпоха классовой борьбы и победа социализма огрубила отношения и резко изменила стиль обращения к терпилам: «Сука, снимай шмотки, а то сдеру вместе с кожей. Катись в морг побыстрее и не каркай».

«Эй, ты, фраер. Карманы наружу. Скидывай все. Что колеса (ботинки) зажилил, тоже снимай». Пинок в задницу.

«Давай, пижон, раскошеливайся. Да побыстрей, а то пойдешь гулять к праотцам. Гена, дай ему по морде».