Вячеслав Майер - Майер Вячеслав

© Вячеслав Майер, 2020

ISBN 978-5-4498-6071-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Было это, сейчас кажется, очень давно, в первой половине ХХ века. Учился я в семилетней школе поселка Дзержинск. Ученики делились на фашистов, к кому относились все немцы в придачу с литовцами и эстонцами, и русских, в среду которых входили коренные сибиряки, хохлы и местные татары. Все фильмы, которые мы еженедельно смотрели в клубе, делились на титровые трофейные о похождениях Тарзана и наши о победах советских воинов над фашистами-немцами в только что закончившейся войне. Немцы всегда проигрывали, были страшные, глупые, грязные, непутевые, русские всегда выигрывали, были умные, рослые, веселые, красивые. Во время демонстрации фильмов мы швыряли в фашистов речную гальку и болты от подков, матерчатый экран шатался, вызывая гнев взрослых. В школе один из учеников Юра Падалкин обозвал меня фашистом, и мне стало так обидно, что я ввязался с ним в драку. Драться мы продолжили после занятий, Юра был старше меня, сильней, и мне досталось. Вскоре мои друзья, узнав, что меня побил Юрка, заступились, и его, в свою очередь, избили. И так перманентно мы колотили при случае друг друга, пока об этом не стало известно учителям, которые, пригласив нас на ковер, приняли решение. А оно было такое: нам приказали домой возвращаться разными дорогами. Мне досталась дорога, по которой не ходили машины, а Юрке – проезжая. Он мог скорее добираться до дома на попутных машинах, а мне приходилось пешедралить. Естественно, я не стал пользоваться своим путем, и наши драки стали еще более свирепыми, но для меня выигрышными. Юрку Падалкина стали избивать и без моего присутствия, ибо я был более хулиганистым, участвовал во всех школьных проказах и проделках. Тут уже вмешался Юркин отец – пришел к нам домой и нажаловался моему отцу: «Мой сын ходит весь в синяках и кровоподтеках, организатор подобных избиений (это была сущая правда) – твой сын, он хоть и неказистый, но задиристый и ушлый». Отец не стал разбираться и, в свою очередь, унизительно при Юрином отце меня отхлестал ремнем. Я ему это не забыл всю жизнь. Вскоре я с Юркой как-то помирился.

Немцы были всякие: Геринги, Гринвальды, Штоппели, Фрицы… литовцы Валанчусы, Салисы… эстонцы Терасмяги… латыши Рекметы… Когда встречались друг с другом, то, приветствуя, говорили: «Привет, Геринг!», он, в свою очередь: «Привет, Майер!» С осени 1954 года стали с немцев снимать режимы спецпереселений (а они для разных категорий «фашистов» были разные), выдавать «серпастые и молоткастые» паспорта, то семьи стали разбегаться, уезжать в другие, обычно ближние сибирские и казахские места. С сибирской стороны в Европу, за Урал-реку и Урал-горы им путь был пресечен надолго, вплоть до 1972 года. В поселках при въезде и выезде убрали шлагбаумы с будками, немцы стали приезжать в города, сидеть на вокзалах, покупать перронные билеты и встречать родственников без разрешения комендантов.

И вот как-то на Иркутском вокзале я встречаю знакомого и к нему: «Привет, Фриц!» Он покраснел, сказал «здравствуй, Майер» и извинительно попросил: «Не называй меня Фриц, мы сейчас не фрицы, у нас другая фамилия». Стал тут же рассказывать о том, как его сестренок школьники, терроризируя и обзывая, чуть не довели до самоубийства. Отец обратился в милицию, и там ему посоветовали сменить фамилию. Никуда не денешься, он согласился. Дали нам новые паспорта, но национальность оставили прежнюю – «немцы». Сейчас мы Леспромхозовы, в милиции сказали, что для немцев остались только такие фамилии: Колхозовы, Трактористовы, Автобусовы, Леспромхозовы, Навозовы… Мы согласились стать Леспромхозовыми, так как работаем в леспромхозе «Большая речка». Оскорбительную кличку «фриц» для всех немцев, включая российских, ввел в словесный пропагандистский оборот самый еврейский из советских русских писателей Илья Григорьевич Эренбург, дважды лауреат Сталинской премии и лауреат Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами». Столько, сколько продолжалась война, а это 1418 дней и ночей, и помножьте на два, получится около трех тысяч, столько статей и листовок о «фрицах» (типа «Папа, убей немца!» или «Мы должны вынянчить в сердцах людей ненависть. Пусть живые поймут, что нельзя жить на одной земле с немцами!») написал, обнимая любимую жену-немку и взирая из постели на стены Древнего Кремля, сий человеконенавистник. Этот «советский наци» проживал в доме, расположенном на ул. Горького 8 (сейчас Тверская, 8). И стали с тех пор немцы на просторах одной шестой части света только «фрицами». Вот «фрицы» прижились в русском языке, а другие его придумки типа «гитлерня» великий и могучий отверг. Воззвания-листовки Эренбурга были расклеены по всему Советскому Союзу, они висели на вокзалах и в трудармейских лагерях. Их сбрасывали с самолетов в Польше и Прибалтике, жители которых тогда еще знали русский язык. Особенно негативно их воспринимали в Литве, где сохранялось законодательство Российской империи. Суды там шли по русским законам и на русском языке. А в Польше «друг человечества Эренбург» попал во «враги Речи Посполитой», потому что участвовал в Советской комиссии по катынскому делу, где расстрел чекистами польских офицеров переложили на «фрицев». Людоедское творчество товарища Эренбурга не вынес товарищ Сталин и пресек одним постукиванием трубки. Удивительный человек Илюша (!) во время дела врачей (1952 год) с радостью поддержал инициативу ЦК, партии, разумеется, и МГБ о депортации всех ашкенази, сефардов, татов и даже бухарских евреев на берега притоков Амура Биры и Биджана (в Еврейскую автономную область). А злые языки говорят, что он был сам инициатором этой идеи, ездил по Москве и уговаривал именитых евреев для спасения народа «добровольно» махнуть через Сибирь, поближе к китайской границе, на созданную в 30-х годах родину и чуть ли не своекоштно.

Значимость фамилии и ее функционирования в обществе я понял при следующих крайне неприятных для меня обстоятельствах. На одном из студенческих возлияний, даже помню, что это было в кафе, которое называлось безбрежно «Океан», мы повздорили, только не ведаю, по какому поводу – или из-за девок, которых не поделили, или по избытку адреналина – в общем, подрались. Было все: крики официанток, разбитая посуда, перевернутые столы, кровь, разодранные по рукавам и лацканам пиджаки и, конечно, наряд милиции. Повязали всех и всех до одного доставили в местное отделение. А там допросы Ф. И. О., место и год рождения, конечно, прописка, а дело было в столице нашей Родины, Москве. Будучи прилично подшофе, я понял, что дело пахнет керосином, и уже в воронке свой студенческий билет и деньги засунул под стельки в ботинках. Начали нас разбрасывать по камерам, и дело доходит до меня. Тут я рискнул не на жизнь, а на смерть. Расскажу, почему на смерть, чуть позднее.