Вячеслав Майер - Краткая Воровская ЭНциклопедия

Проектируют банки десятки институтов, которым данные об оборудовании выдаются только схематически — внешние габариты. Какова же конструкция самих сейфов, вентиляции и даже канализации, знают только посвященные, то есть люди особо доверенные. Жизнедеятельность банков полна парадоксов, среди служащих этой категории предателей немного, а можно сказать, что почти нет, по сравнению с кагэбэшниками.

Деньги издавна подделывают — рисуют, склеивают, переводят, копируют на цветных ксероксах, монетный вариант отливают на спецустановках и очень просто. Это может каждый попробовать — залить легкорас-плавленный металл… в толстую кожу, где предварительно будут наштампованы оттиски из настоящих монет…

Приятно смотреть на проносящиеся платформы с красными, тропическими, заморскими, бирманскими бревнами — метровых и больших диаметров. Гадают люди: «мебель будет из красного дерева?», и не ведают о том, что вскоре они эту древесину почувствуют в собственных ладонях, в виде хрустящих банкнот. Ныне самой надежно защищенной от подделок валютой мира считаются «ойро». В эту надежность вложен труд многих поколений фальшивомонетчиков, кои после отсидок свои способности отдали на службу купюрам. Скажем, что ни в одной валюте мира целлюлоза для банкнот не варится из местной древесины, а обязательно с добавлениями редких сортов из субтропических зон. Это не только для того, чтобы нельзя было подделать, но есть и другие причины: чтобы бумага дольше сохранялась, не ломалась, не рвалась, хорошо скручивалась и загибалась.

В царской России банки обычно грабили варшавские воры, отличающиеся повышенным интеллектом и тесными связями с полицией. Воров, естественно, ловили и ссылали в Сибирь, в Иркутскую губернию. Там они дело свое, как говорится, «оставляли при себе», как память, приобщались к полезной деятельности по освоению края, а из их детей и потомков появилось чудное сословие людей — напрочь лишенных меркантильных интересов к… деньгам. Российское ворье об этом ведало и в тяжелые времена навещало Иркутск. Стук кольцом в ворота: «Здравствуйте, господин Моше Юдалевич, я вор Лёня Ситников, ныне в бедствии пребываю, не поможете? — Подождите минутку. Много дать не могу. Пожалуйста (протягивает сумму). — Спасибо. Спасибо. Обязательно верну должок». При этом правило воровское было таково — всегда возвращать с хорошим добавлением.

До строительства Транссиба Сибирское золото в Санкт-Петербург доставлялось специальными караванами — был разработан особый маршрут следования. Тут есть неприменное желание взять паузу, остановиться, поразмышлять о золотых караванах Сибири и сравнить наше некрасивое время с прошлым, удивиться простоте нравов и такой же доставке и ужаснуться нынешней усложненности и криминальности. Доверимся истории. В конце мая и начале июня небольшой городок Барнаул оживлялся — к этому времени туда свозилось все сибирское золото. Золотопромышленники возили золото в город в своих тарантасах, который сопровождал только один линейный казак, обычно сидящий на козлах, уложив свою саблю на дно повозки, чтобы не попортилась дорогой. Часто тарантасы сопровождались без казаков, только доверенными людьми.

К августу золото сплавлялось, на него накладывалась проба и тут же золотопромышленники и доверенные уезжали на свои прииски. Золотые караваны отходили в августе, в ноябре, марте и в июне — четыре раза в год. С караваном отправлялся, как и принято было, начальник каравана, его помощник, еще какой то приспешник (прилипала) из горных урядников и дюжина солдат с унтер-офицером. С караваном всегда ехали попутчики до Каинска, Перми, Санкт-Петербурга. Это были желающие доехать подешевле, прокормиться за каких-нибудь семьдесят-восемьдесят рублей. И здесь кормежка зависела от ранга — к кому прицепишься. Караванный возьмет с собой за сотенную, помощник — за семьдесят, приспешник — за пятьдесят, с солдатами можно доехать и за тридцать рублей, но он растрясет вас и промочит так, что жизни будете не рады.

Почти весь город Барнаул провожал караван до первой станции под названием Гоньба. Зрелище красивое — двадцать экипажей несутся с гиком, гарканьем, с визгом и грохотом. При расставании слезы, сетования и тоска. Караванный (начальник) едет в крытом тарантасе: у козел горит фонарь, на них сидит солдат и ругает ямщика. Кибитка у начальника на деревянных рессорах, у помощника их нет, а солдаты часто едут и без покрышки. Сзади солдатских кибиток едут простые ящики с одним ямщиком, потом фура с амуницией и ружьями и, наконец, в конце процессии унтер-офицер.

За день до отъезда каравана выезжает загонщик (иначе его называли передовым), для того, чтобы уведомить мужиков по трассе и заготовить лошадей. Загонщика поят водкой в каждой деревне — он почти не говорит, «без языка», его появления достаточно, чтобы возбудить всеобщую радость — появилась работа. В караванах было принято как можно чаще сменять загонщиков, чтобы они не умирали от пьянства, а им отказываться от выпивки было нельзя. Если начальник — веселый человек, поезд летит день и ночь во весь опор и дня через два или три караван приходит в Каинск (нынешний Куйбышев в Новосибирской области). Гостинец нет — останавливаются на вольных квартирах. Солдаты в деревнях и маленьких городках «разводятся» на постой по обывательским домам и жители их не особенно любили из-за того, что они часто похищали живую птицу.

В Каинске и на других станциях проводили генеральную починку экипажей. Бывало ночью вдоль каравана проносится протяжное «Сто-о-ой!», — оказывается, что сломалась ось, распустилась оглобля или переломался шкворень. Бегут в деревню за помощью. Иногда на станции, просматривая поезд, офицер докладывает караванному, что один ящик золота исчез неизвестно куда. Посылают верховых разведать об этом. Ящик находят на боку, лошадей и ямщика нет, он испугался и ускакал в свою деревню. Пятьдесят пудов золота (850 кг) лежали два часа никем не охраняемые в голой степи. Каинск-Ишим-Шадринск-Ека-теринбург-Пермь-Казань — караван везде чинит свои экипажи, дорога же дальняя и тяжелая, около 4-х тысяч верст. От Перми до Нижнего Новгорода караван едет двумя отдельными частями: караванный с половиной экипажа и тремя днями позже помощник с остальной частью. На этом участке было трудно достать лошадей и поэтому караван делили на две половины.

Ямщицкие или почтовые тройки запрягали в тарантасы на длинном ходу. Рессорные повозки при «страшно быстрой сибирское езде» не применяли, их заменяли дрожинами, которые связывали передние колеса с задними. Легкий кузов тарантаса качался, как в люльке (ехали без сидения, полулежа, на собственных подушках). Более 25 пудов золота на одну тройку не полагалось, так как кроме ямщика при каждой повозке находилось два солдата (вооруженных конвоира). Золото перевозилось либо в виде слитков, либо песка, смотря по тому, для какой цели оно предназначалось. Золото вкладывалось в небольшие деревянные ящиков вроде тех, в которых перевозили ружейные патроны — оковывались железными обручами наглухо; эти ящики в свою очередь вкладывались в ящики еще большие, тоже обитые вдоль и поперек железом. В таком виде ящик с золотом, весом в 25 пудов (425 кг) устанавливается на дрожины тарантаса, к которому опять-таки приковывается «навечно». Всегда при комплектации каравана была «драка» чиновников — много было желающих поехать в Россию, а также хорошо платили — подъемные, суточные, наградные и прочие деньги. В среднем караван в пути был около трех месяцев — это зависело от дальности, погодных и дорожных условий. Поглазеть на караван с золотом, «которым живет Россия и которое дает ей Сибирь», собиралась уйма народа на всем пути следования. Естественно, местное начальство встречало и привечало начальника каравана, перепроваживало его в присутственные места. Дневок не полагалось, только легкие передышки.