Д. Самин - 100 великих архитекторов

В дворцовом комплексе Блуа Мансар построил в 1635—1638 годах корпус для герцога Орлеанского – брата короля Людовика XIII. Это здание представляет собой лишь одну сторону блока-каре, который был задуман зодчим. Увы, по причинам, от него не зависящим, масштабный проект оказался выполненным лишь частично. Но и в таком варианте архитектурный образ оказался достаточно цельным. Тот или иной ордер одного фасада строго соответствует по уровню тому же ордеру противоположного фасада. До Мансара даже столь значительный мастер, как С. де Брос, допускает разницу в уровне этажей разных фасадов дворца и применяет разные ордера на одном и том же этаже разных фасадов.

Выравнивание системы ордеров по горизонтальным уровням, проходящим через весь объем здания, свидетельствует не только о продолжающемся упорядочивании архитектурного мышления вообще, но и о специфике таланта мастера. Зодчий определенно мыслит свое здание как строго целостный архитектурный объем, обладающий единой внутренней структурой, зримо запечатленной в членениях фасадов. Таким образом, в пределах архитектуры, которая никак не может считаться классицистической, вызревает определенный принцип мышления, который можно назвать рационалистической образностью, выраженной через архитектонику.

В Орлеанском корпусе замка Блуа присутствует еще один признак приближения качественно новой стадии развития французской архитектуры. Известно, какую роль в этом развитии играет переход от острых «готических» кровель к единой горизонтальной линии крыши. Именно в Блуа Мансар радикально отказывается от традиционной кровли, многочастной и заостренной, и делает одну общую кровлю для всего здания, устраняя тем самым зубчатость силуэта. Архитектор прибегает к мансардному перекрытию. Оно так и было названо в честь Мансара, хотя сейчас установлено, что автор здания в Блуа не был изобретателем этого типа крыши, а был одним из первых, кто обратился к нему после Пьера Леско. Не говоря о том, что с практической точки зрения мансарда превосходит и островерхую крышу и плоскую «итальянскую» крышу, она еще вводит в облик здания дополнительное горизонтальное членение. Помимо конька крыши роль такого членения исполняет и перелом крыши. В таком разрешении разных задач – практических и художественных – посредством одного приема тоже чувствуется изобретательный рационализм мышления.

Безусловно, в стилевом и образно-художественном отношениях ни одно произведение Мансара ни в коем случае не исчерпывается тенденциями, направленными в сторону классических ценностей. Структура его образов сложна. Он соединяет с рациональной архитектоникой и уравновешенной целостностью своих решений еще и такие качества, которые нельзя не признать иррациональными, антиклассическими. Великолепная лестница Блуа перекрыта парящим двойным сводом, и там использован таинственный, «магический» эффект скрытого освещения.

В тот же период Мансар строит в Париже отель для Филиппа Лаврильера, королевского чиновника. Архитектор постоянно стремится раскрыть лестницу в свободное пространство. В этом отеле им была создана открытая лестничная клетка. Идея прикрепить пролеты лестницы к стенам высокого и ничем внутри не расчлененного помещения осуществилась также в замке Баллеруа.

Мансар подытожил и полностью воплотил принципы своего зрелого искусства во дворце Мезон (1642—1651). Его начали называть Мезон-Лаффит в XIX веке, по имени нового владельца.

Целостный архитектурный объем, организованный вокруг стержневого центрального павильона, представляет собой продолжение одной из основных типологических идей мастера, намеченных, например, уже в приписываемом Мансару замке Баллеруа.

Зодчий превратил дворец Мезон в центр обширного ансамбля. Дворец буквально царил над окружающей равниной, свободной от застройки. Что касается архитектуры дворца Мезон, то бросается в глаза строгая регулярность в решении архитектурных задач. Не менее важно и то, что архитектурный образ проникнут своего рода дружелюбием и открытостью при всей своей монументальной силе. Даже ров, окружающий Мезон-Лаффит с трех сторон, не мешает этому. Он никогда не заполнялся и не мог заполняться водой, потому что в него выходят окна цокольного этажа и ров, таким образом, переосмыслен как элемент террасирования почвы.

Оформление порталов, входных вестибюлей и лестниц и выражает главным образом «радушие» этой архитектуры, ее готовность принять человека, входящего в здание. Одним из достижений Мансара была разработка нового типа лестницы. Свободная от внутренних перегородок лестничная клетка позволяет без помех осветить ступени ровным и ярким светом из окон всех этажей. Отсюда и выведена структура лестницы дворца Мезон. Ее пролеты поднимаются вверх вдоль стен высокой, просторной и светлой лестничной клетки. Пролеты ничем не поддерживаются с правой стороны и ограждены здесь только сквозной балюстрадой сложного рисунка. Они щедро освещены как из окон, так и из верхнего фонаря.

Искусство Мансара основывается на изощренном интеллектуализме и на глубоком внимании к человеческому восприятию, к самочувствию человека перед лицом архитектуры. Основываясь на таких принципах, зодчий мог сколько угодно прибегать к любым криволинейным поверхностям, иррациональным световым эффектам. Пока они служат главной задаче, подчиняются главным принципам, они остаются, так сказать, частными порождениями барокко, состоящими на службе классического подхода к творчеству.

Мансар не стесняется использовать изогнутые сквозные колоннады во дворе замка Блуа или те вогнутые участки стен, которые, казалось бы, неожиданно и без видимых причин появляются на боковых сторонах одноэтажных «террас» дворца Мезон. Архитектор как бы играет с формами, но эта игра зиждется на сознании незыблемой структурной четкости и связности архитектурного тела в целом. Уверенность в этих принципах архитектуры и помогает мастеру, вероятно, избегать педантизма и догматизма. Он не боится деформировать отдельные части целого, и это позволяет еще острее ощутить общую ясность и стройность образа.

Искусство Мансара, с его развитыми структурно-пластическими качествами и образной содержательностью оказалось в свое время явлением несколько обособленным. Прямого и непосредственного продолжения оно не имело, но принципы и основы его художественного мышления сыграли во многом основополагающую роль для мастеров, работавших в иных стилевых ключах и обладавших иными индивидуальными особенностями.

Благодаря своим успехам Мансар нажил себе немало завистников и врагов. Они обвиняли проекты архитектора в чрезмерной экстравагантности и недобросовестности. В 1651 году появился злобный памфлет «Мансар». Говорили, что его написали враги премьер-министра кардинала Мазарини, для которого Мансар также работал. Но нападки не повлияли на творческую активность зодчего.