Владимир Тормышов - Путеводитель неофита. Часть 3. Познание мира

– Я всё понял, больше не буду спрашивать ни о чем. Но объясни мне одну вещь, почему запись об убитых стоит карандашом?

– А ты сам подумай! Чтобы стереть можно было резинкой надпись. Понял?

– Ты что опять туда собираешься? – Ужаснулся я.

– А как же! Воевать должны настоящие мужики. А я мужик!

Долго я его уговаривал не ехать больше никуда.

Была у него жена. Любил он её больше жизни. Когда рассказывал мне про неё, у него даже выражение лица менялось.

Светлее он как-то становился. Лучше. Уж не знаю, говорил он ей о своих чувствах, или скромно молчал, предполагая, что жена и так всё сама знает. Но когда говорил мне о ней, наполнялся такой безграничной любовью и заботой, что не заметить этого было нельзя.

в моих уговорах его жена и была последним козырем.

Обещал он мне в Чечню больше не ездить.

Знал я, что слово он своё сдержит.

Такой человек он был. Что если раз слово давал, то держал его до конца. Чтобы ни случилось. При любых обстоятельствах держал слово. Обязательный был человек.

Однажды случайно в поезде я случайно встретил парня, который служил с братом в Чечне.

– Мужик он был правильный. Просто делал своё дело и все. – Рассказывал ветеран. – Говорить не любил. Как-то раз попали мы под обстрел. Ну, кто куда. Большинство бегом сломя голову бежать. А по нам прицельно так еще кто-то бьет. У всех паника. А он просто выбрал позицию, и стал стрелять. Огонь весь перешел на него. Мы тем временем очухались, и потом отбились. Если бы тогда не он, всех бы могли нас положить. Вот так вот.

Разговоров о Чечне Валера не любил.

Все рассказы о Чечне касались кормежки и быта. Кормили неважно, но он не жаловался. Только когда приезжал в отпуск, спросил у жены:

– Вы каждый день так едите?

– Как? Так? – Удивилась она.

– Вкусно. – Ответил брат.

– Не знаю, по-моему, обычно. – Ответила супруга.

– А нам в армии почти каждый день трубы давали с дельфинами.

Супруга поперхнулась пищей.

– Вы что настоящих дельфинов ели?

– Конечно, нет. Это солдатский юмор. Так мы макароны называли с килькой в томатном соусе.

– У меня вот осталась банка каши из солдатского пайка. Хотите – попробуйте, как нас там кормили.

Попробовали мы тогда ту солдатскую пищу. И вдвоем больше четырех ложек не осилили.

Несъедобная была та каша. Резиновая какая-то с жутким вкусом.

После приезда с войны брат долго не мог привыкнуть к постеленным белым простыням.

Отвык спать в нормальных условиях после долгого существования в походных условиях. Спать приходилось в одежде, да еще клопы мучили. Спать не давали. Кусали так, что не заснешь.

Кто-то скажет – подумаешь мелочи, какие!

Может быть и мелочи. Но из таких мелочей и состоит вся наша жизнь.

Он как настоящий солдат никогда не жаловался. Просто иногда что-то всплывало в памяти, и он это просто рассказывал.

Рассказывал с юмором и улыбкой. Что, мол, так, оно и должно было быть.

Потом была служба в Югославии во времена конфликта между сербами и боснийцами, и еще бог его знает кем. Воюющие стороны как-то быстро успокоились, когда наши ввели туда войска.

В Югославии он прослужил год.

Воспоминания об армии были самые теплые.

Отслужив, побывав на войне, он очень изменился внутренне. Стал более зажатым, и каким-то более серьезным.

Морщины легли на его ясное чело, сразу состарив его…

После армии работал сварщиком. Никому никогда ни в чем не отказывал. Жена часто жаловалась – приходит ночевать только. То одному надо помочь, то другому.

Так проходила вся жизнь. Просто и незатейливо.

Жил Валера так, как будто жить и жить ему долго и счастливо еще лет триста.

Ничего героического в обыденной жизни не совершил Валера, просто жил, не совершая зла, и делая добро, как мог.

Это просто и легко, когда ты живешь и творишь добро. При этом совершенно не важно кто ты и чем занимаешься. Изменить этот мир невозможно. Но когда каждый не будет, как минимум делать зла, мир станет лучше.

А брат зла не делал никому и никогда. Сколько я не говорил с людьми, знавшими его, никто не мог вспомнить такого. Все говорили о нем как о добром душевном человеке.

Город Боровичи Новгородской области, где он жил, небольшой, население всего 70 тысяч. В городе большинство знает друг друга, никуда не скроешься, всё на виду.

Однажды родственники жены попросили сварить Валеру сварить для местных детей качели. Вроде бы проще было отказать. Но он приволок материал с работы, сварочный аппарат и сварил ребятам качели. И не за деньги, а просто так, от всей души.

Двор был большой, а никаких развлечений для детворы не было. Город маленький, бедный, тут не до детей.

Так дети потом в очередь становились, чтобы на качелях покататься. Так и получилось в его жизни, что не качели он сварил, а памятник себе. Все жители окрестных домов после смерти брата стали называть эти качели памятником Валере Десяткину.

Но тут случилась одна история, которая как пуля влет оборвала его молодую жизнь.

Поехали они со знакомыми на рыбалку. Поехали вчетвером. Да только в живых осталось только двое.

Что случилось точно знают оставшиеся в живых. Знают, но молчат. Или врут, отводя глаза.

А было все примерно так. Втроем поехали ставить сети. Одним из них был брат. Было это 16 октября 2004 года в Новгородской области около деревни Сутоки.

Знакомый его, что был вместе с ним в лодке, Жданов Сергей, упал за борт. А мой брат стал его спасать. Двое оказались за бортом лодки на озере. Лодка черпнула воду, и стала наполняться водой. оставшийся в лодке откровенно струсил, приналег на весла и поплыл к берегу. На работе этого спасшегося звали Чепуховедом. Уж не знаю почему, но эта кличка прикрепилась к нему наглухо.

Брат мой плавал хорошо, мы с ним вместе Волгу переплывали. Это в две стороны 3 километра, плюс течение. Один он бы выплыл. Несмотря на холод и темноту.

Но бросить своего товарища, тонувшего в воде? он не мог. Поэтому боролся за его жизнь до конца.

Но не смог сберечь и свою, утонув вместе с ним.

Чепуховед остался жить. Главное это ведь жить, правда?

А ребята, которым он мог помочь, но не помог, утонули. Утонули просто и жестоко. Они до последнего кричали ему:

– Чепуховед, вернись, помоги…

А тот не помог. Просто испугался.

Бог ему судья. Хотя на войне таких свои же стреляли.

А брат мой Десяткин Валерий Юрьевич, мог поступить так же? Бросив тонувшего товарища в воде.

Но бросить он его не мог.

Просто физически не мог.

Хотя его никто никогда бы не упрекнул в этом.

Он боролся до конца за жизнь друга.

Но сил просто не хватило.

Вечная память, тебе, брат.

Если бы я воспитал его более эгоистичным – он был бы сейчас жив.

Смерть забирает часто самых лучших.