Your Name - Трудно жить в России без нагана (СИ 7.01.2012)

Что происходит, если оружие попадает в руки "темным и диким массам"? Во-первых, это значит, что дело — совсем дрянь. Например — война. Первая мировая… Всеобщая мобилизация 1914 года. Ещё вчера, всё русское "культурное общество", этак снисходительно, попускало собственному народу вопиющие вещи. Напевало, вежливо глумясь — "Ах ты, сукин сын, комаринский мужик, приспустив штаны, по улице бежит…" Посмеивалось, высокомерно. Жизнь крестьянства и жизнь "чистой публики" практически не пересекались. Русский мужик, в сознании столичных обитателей — существо тупое, безалаберное и добродушное. Дитя природы, которому никогда не понять ценности культурного обращения. Пьяница, драчун и грубиян. Но, злая нужда вдруг заставила выдернуть крестьянских парней из привычной среды, напялить на них сапоги и шинели, сунуть им в руки винтовки… Минул совсем короткий срок и случилось неожиданное "во-вторых". Из теплушек, уходящих к фронту, на бар пахнуло жутью — ранними зачатками аристократической культуры.

Человек, привыкший к оружию, не может вести себя как безоружный. У него меняется моторика, речь, взгляд, манера общения… Как коренной ленинградец, поделюсь семейными воспоминаниями. В августе-сентябре 1914 года, мимо столицы Российской империи, тянулись на запад эшелоны с мобилизованными солдатами. Они шли медленно, с остановками… Дачный сезон ещё не кончился… Петербургские дачники, целыми семьями, выходили к полотну железной дороги, что бы поговорить с "защитниками царя и отечества". Обе стороны честно пытались найти общий язык. Одни — старательно коверкали литературный русский, думая, что говорят "народно". Солдаты — так же старательно, подбирали слова и обороты барской речи, имитируя стиль общения интеллигенции. Все, кто участвовал в этих случайных встречах, испытали взаимный стыд и культурный шок. Простые крестьянские парни, впервые в жизни (!) говорили с господами "на равных". А господа, тоже впервые в жизни (!), говорили на равных с "быдлом". И никак не могли найти верный тон. С вооруженными людьми, даже трезвыми, мирными и любезными, безоружному, разговаривать трудно. А ведь всего месяц назад социальные роли общающихся сторон были совсем иными… не соприкасающимися.

Натужные, вымученные разговоры дачников и солдат, ранней осенью первого года Великой войны, произвели на участников очень сильное впечатление. Можете поинтересоваться. Вооруженная вежливость не имеет ничего общего с подобострастием. Стоило добавить к первому опыту фронтовую закалку, навык самоорганизации "под огнем", и, при первой же попытке "указать быдлу прежнее место", страну взорвало изнутри. Система "ниппель"! Обратного хода, для людей, ощутивших свою силу и свободу, уже не было. В мир входил новый человеческий тип, вчерашний вооруженный работяга, будущий строитель коммунизма. Трезвый, дисциплинированный, недоверчивый. Склонить его к капитализму, как мечталось оставшимся в тылу русским либералам, оказалось невозможно. Другая мораль, мораль сильных и свободных людей, к социальной несправедливости враждебна. Коллеги полицая Карася, господа офицеры и господа дворяне, очень скоро оказались перед выбором — стать товарищами или подохнуть. Прямая военная демократия, граждане — вежливая… Что мы и имеем счастье вокруг наблюдать. Но, с приторной вежливостью "культурного общества" она и близко не стояла. Можно выругаться матом. Нельзя устроить подлянку. Можно убить врага. Нельзя дать человеку по морде. "Эльфы" такого — до одури боятся…

Весь опыт вида (из подсознания) криком кричит, что совершенно равных не бывает! Встречный, или ниже по рангу, или выше. Пусть чуть-чуть… Достаточно для ритуального обмена любезностями, подтверждения правильности первого впечатления. Если одного зрения не хватает — в ход идут все доступные органы чувств. От нюха, до проверки поведенческих стереотипов. Все проверки новичков на слабо, подколки и подначки — элементы великого ритуала опознавания и закрепления места в иерархии. И горе тому, кто претендует на место выше, чем способен подтвердить… Чем ему уступят без боя… Переход от осторожного "обнюхивания" к яростной словесной перепалке, а то и потасовке, нормальное явление, что в клетке обезьян, что в современном офисе.

Зачем это нужно знать? Для понимания, какой чувствительный нерв затрагивает в реальности доступ к оружию в человеческом обществе. Сам по себе Хомо Сапиенс существо слабое. Когтей, зубов, рогов, копыт или других органов, способных причинять смертельно опасные повреждения, он не имеет. Для таких живых существ, процедура выяснения ранга всегда довольно затруднительна. У мартышек… и у мальчишек, задача обычно решается взаимными потасовками, с целью точного выяснения — кто кого вздует. Кто кого сильнее, наглее, беспощаднее. Хорошо зубатым китам! Особенно кашалотам… Каждая особь буквально "смотрит на мир" через прицел дальнобойной ультразвуковой пушки и способна убить кого угодно. Ранговые переплясы у кашалотов отсутствуют. Это — самые мирные и добродушные в общении звери на Земле. Они же — самые страшные её хищники. Естественных врагов у кашалотов нет. Моральных уродов, за миллионы лет, вымела железная метла эволюции. Всеобщее равенство для кашалотов — естественное состояние. У людей — строго наоборот. Искусственно обретенная способность человека легко убивать своих же соплеменников, жестоко конфликтует с базовым инстинктом, отсутствием природного предохранителя, запрета на "бои без правил".

Люди, разумеется, выкрутились. Инстинктивные программы поведения начинают работать в полную силу только после полового созревания. До того момента юная особь имеет фору, выключена из жесткой внутривидовой борьбы за ресурсы и половых партнеров. А к моменту возмужания культурные блоки более-менее блокируют позывы свирепой плоти. Рассудок держит скотину в узде этических норм. Но, натура, так или иначе, требует своего. Иерархические пирамиды выстраиваются, особи альфа помыкают всеми, особи бета — всеми, кроме особей альфа, а несчастного "заящичного" (терминология зоологов) — шпыняет каждый, кому он попадется. Именно поэтому так привлекательна до сих пор, на подсознательном уровне, культура и мораль феодализма. Он наиболее точно отвечает психологическим потребностям лысой двуногой обезьяны. Прочие общественные формации, по видовой морали, менее уютны. А некоторые, вроде военной демократии — раздражают до безумия.

Патологическая ненависть к равноправию, страх перед обществом равных возможностей, базируется именно там, в первобытной инстинктивной поведенческой программе стадного животного. Ранговый голод сильнее страха смерти. Но, держать его в рамках можно. Как? Или вечно тасуя "пирамиду власти", по ходу красочно описанных в романах кровавых феодальных усобиц. Или твердо прижав потенциальных феодалов железной пяткой прогресса. Наплевав в душу высокородных хамов, с высоты технического превосходства…