Пол Глассер - Первичная консультация. Установление контакта и завоевание доверия

И опять надо повторить, что в случае, когда специалист, работающий с людьми (в эту категорию входят психологи, социальные работники, психиатры и другие врачи, учителя и обслуживающий персонал), знает о случаях насилия или безнадзорности и не сообщает об этом в местную службу социальной защиты, то он несет ответственность за преступную халатность. С другой стороны, ни профессионал, ни любой другой человек не может преследоваться в судебном порядке за свое сообщение о факте насилия или безнадзорности, независимо от того, подтвердился этот факт или нет. Следовательно, всегда лучше ошибиться, сообщив о своих подозрениях относительно возможного насилия или кажущейся безнадзорности, во-первых, чтобы защитить возможную жертву и предотвратить ее дальнейшие страдания, и, во-вторых, чтобы оградить себя от судебного преследования (Lindsay, 1994).

Несмотря на ясность формулировок закона и на угрозу судебного преследования, некоторые профессионалы по ряду причин неохотно сообщают о насилии или безнадзорности, выдвигая множество оправданий такому поведению. Нежелание вмешиваться в дела других отражает давнюю традицию нашей страны уважать частную жизнь семьи. Нам может быть трудно с этим смириться, но поразительно высок процент людей (в том числе профессионалов), которые считают допустимым, когда родители дисциплинируют своих детей посредством физических наказаний. Иногда мы считаем, что инцидент с насилием – это случайность, отдельный эпизод, который вряд ли повторится. К тому же, если вы сообщаете о своих подозрениях, и виновного отдают под суд, либо решают переселить ребенка, то вас, занятого человека, будут вызывать для дачи показаний, а это отнимает много времени и связано с малоприятными переживаниями. Но самое главное, что это противоречит принципу конфиденциальности; специалист может счесть, что, сообщив о клиенте, он подорвет его доверие к себе, особенно если отношения только начали складываться.

Эти сложные чувства и мысли о возможных практических последствиях, возникающие в ситуации, когда мы подозреваем или даже знаем , что ребенок подвергся насилию или заброшен родителями, иногда весьма уважаемыми и занимающими высокое положение, стали темой недавно вышедшего популярного триллера Джонатана Келлермана (1993) «Вальс дьявола». Там есть описание горького отчаяния, охватывающего нас, когда мы понимаем, что подозрение о насилии невозможно доказать:

– Неважно, чья она внучка, все бесполезно, поскольку у нас нет фактов. Да посмотри ты на нас. Ты знаешь, что происходит; я знаю, что происходит. … Но с юридической точки зрения это ничего не значит, так ведь? Ведь мы ничего не можем поделать. Вот почему я ненавижу случаи с насилием – мы обвиняем родителей; они все отрицают, прекращают лечение или идут к другому врачу. И даже если ты что-то докажешь, начнется цирк с адвокатами, бюрократией, с длящейся годами судебной тяжбой, где нашего представителя обольют грязью. Тем временем ребенок уже полный инвалид, а ты не можешь добиться даже запретительного судебного приказа.

– Похоже, у тебя есть опыт.

– Моя жена – социальный работник в нашем округе. Система так перегружена, что даже переломы у детей уже не считаются срочными случаями. Но так повсюду – у меня как-то в Техасе был случай с ребенком-диабетиком. Мать придерживала инсулин, и нам стоило чертовских хлопот спасти ребенка. А она была медсестрой. Операционной медсестрой высшей квалификации (р. 194–195).

Отсутствие весомых доказательств, особенно если репутация родителей в обществе безупречна, их шоковая реакция и отрицание всех обвинений могут испугать специалиста и заставить его усомниться в том, что он знает. Мы снова подчеркиваем, что лучше ошибиться, сообщив о своих подозрениях, чем ничего не делать, а просто уповать на лучшее.

Но иногда возникает проблема прямо противоположного свойства, когда мы не замечаем очевидного. Бывает, клиент признается, что подвергает насилию ребенка или престарелого человека, а специалист не понимает, почему клиент признается в этих действиях. Такое признание может быть просьбой о помощи, особенно если это происходит во время первого приема. Возможно, клиент чувствует, что утратил контроль над собой, и просит помочь восстановить его. Может быть, это даже просьба забрать жертву из дома. Когда клиенту говорят, что ребенка или старого человека заберут из дома, пока он не сможет снова совладать со своими импульсами, то иногда он даже чувствует облегчение.

Те, кто совершает насилие, часто имеют близкие, интимные отношения со своими жертвами. Они могут испытывать к людям, которым причиняют страдания, сильную любовь и привязанность. Но они не властны над собой, и потому живут в постоянном страхе, что нанесут непоправимый вред жертве или даже случайно ее убьют. Вот почему родители часто отвозят ребенка в больницу, рискуя, что насилие раскроется. На самом деле они не хотят ребенку смерти. Открытое обсуждение с клиентом его стремления к насилию или его нежелания ухаживать за ребенком или за престарелым членом семьи, а также твердое заявление о намерении сообщить об этом в соответствующее ведомство могут скорее укрепить, а не ослабить доверие клиента к специалисту. В конце концов, как еще клиент сможет почувствовать, что он действительно может получить от вас реальную помощь (Oppenheim, 1992)?

Одно из самых трудных заданий для работников службы социальной защиты – пойти к кому-то домой с целью расследования сообщения о насилии или безнадзорности. С одной стороны, работник должен чем-то помочь родителям, с другой – у него есть право забрать ребенка, жертву насилия, из дома, если это сообщение подтвердится. Насилие в отношении ребенка или старого человека – это проблема всей семьи, и социальный работник должен по мере своих сил и возможностей спасти и защитить как можно больше ее членов. Но это, конечно, получается далеко не всегда. Работник службы социальной защиты един в двух лицах: он и помощник, и представитель властей. Иногда граница между ними становится весьма условной.

Если вы считаете, что ребенку или старому человеку грозит непосредственная опасность, то тут нечего рассуждать. Используйте все свои полномочия и уводите жертву из дома, по возможности немедленно. Но помните, что лишь в очень малом проценте случаев вы сможете оценить ситуацию как действительно опасную для потенциальной жертвы. Сообщения о насилии и отсутствии заботы иногда не имеют под собой достаточных оснований; согласно данным национальной статистики, они оказываются ложными примерно в половине случаев (Child abuse, 1994, p. 130). Но проверяются все сообщения, предварительных доказательств их истинности не требуется. Достаточно лишь одного слова, чтобы началось расследование.