Константин Трунин - Лауреаты российских литературных премий

Жизнь прожить, чтобы о тебе через тысячу лет написал Андрей Волос? Или жизнь прожить, чтобы тебя помнили и любили, а прочие пытались понять, как трудно было становиться на ноги в государстве, продолжавшем ощущать тягость влияния арабского завоевания? Человек о том не думает. Пусть напишет Андрей Волос, или арабы угнетают твою страну, жизнь от этого другой не станет. Рудаки думал об ином, что способен понять ценитель его стихов. Пониманию прочих то будет недоступно. Можно усвоить лирику Рудаки, но осознать истинную сторону его бытия не получится. Он стал первым, кто решил творить на персидском языке вновь. И за эту его храбрость помнят и любят.

Главным героем произведения «Возвращение в Панджруд» является царь поэтов Рудаки. За плечами прожитые годы, впереди дорога в родные края. Он ослеплён и изгнан, свет померк вместе с блеском его собственного могущества. Некогда создатель популярных стихов, ныне униженный и брошенный на поругание старик. Его поручили довести шестнадцатилетнему парню — за ним будет следовать Рудаки. Что поймёт читатель из предложенного вниманию текста? Практически ничего. Будут разговоры о поэзии и ряд событий, но мусульманской Персии и истинной сущности Рудаки не будет. В подобие Панджруда мог идти кто угодно, только не царь поэтов.

Нет мудрости в речах главного героя. Волос с первых страниц предупредил — не стоит искать исторически верные моменты, значит не встретит читатель в произведении и самого Рудаки. Ослеплённый поэт бредёт в беспросветной тьме, встречает восхваляющих его людей, гневается на гревшихся под лучами славы его имени. Лишь это хорошо усвоит читатель, так и не узнав, кто именно был перед ним. Рудаки мыслил при жизни о том, о чём герой Волоса ни разу не задумался.

Дальняя дорога — отличная возможность вспомнить прошлое. Опять же, чьё прошлое вспоминает Волос? Некоего поэта, чей блеск угас. В этом блеске если и были примечательные моменты, то читатель их не увидит. Описательная часть значительно пострадала от авторского участия. Представленный на страницах, главный герой оказался вне времени и пространства. Он сталкивается с обстоятельствами, которым рано было случаться. Беллетристика не требует точного соответствия описываемому, что, с одной стороны, облегчает работу писателю, с другой — вводит в заблуждение читателя.

Новых открытий «Возвращение в Панджруд» не сделает. Возможно, Андрей Волос вкладывал в содержание аллегорию на его личную современность. Если так, то надо знать предмет глубже, нежели иметь о нём общую осведомлённость. Рудаки на страницах живёт не средневековой жизнью, он приравнен автором к создателю шлягеров. И когда разрушается стена, тогда в услугах Рудаки общество перестаёт нуждаться. Он пел для услады иных властителей, чего новая власть ему простить не могла. Став жертвой перемены политических вкусов, Рудаки словно ослеп, но для ясности — был лишён зрения физически. Такой царь поэтов мало соответствует действительности, ибо петь он предпочитал о любви и угаснувшей молодости, чем не мог кому-либо навредить.

Читатель понимает, главному герою некуда возвращаться. Куда он идёт, там ничего не осталось. Думал ли об этом Рудаки? Волос точных представлений о том не сообщил. Иные думы в голове. Важнее для сюжета оказались другие действующие лица, чьи судьбы переплелись со странствием ослеплённого поэта. Видеть Рудаки не мог, значит следовало сконцентрироваться на словах. Но и словам требуется придавать видимость, а не создавать видимость, наполняющим содержание произведения, словам. Нельзя строго судить «Возвращение в Панджруд» — это роман-фантазия Андрея Волоса.

У бедных содержанием людей нет своей судьбы. Им приходится жить чужими думами. Они стремятся к осуществлению кем-то уже достигнутого или заново пережить никак не связанную с ними жизнь. Зачем это людям? Только из-за бедности их содержания. Ещё беднее то выглядит в попытках писателей дать представление о собратьях по перу, выставляя их замыслы на обозрение читателя. Чего не осуществили сами — на то толкают придуманных персонажей. Главный герой эпистолярного романа Владимира Шарова взялся за переосмысление творчества Николая Гоголя, воссоздав содержание второго тома «Мёртвых душ», заново измыслив оставшуюся в задумках последующую третью часть. По воле автора героя зовут Николаем Гоголем, он — ещё одна жертва советского режима.

Как ранее переписывались люди? Они передавали друг другу многостраничные послания. Это было больше, нежели обмен сообщениями. Потому потомки с удовольствием погружаются в чтение тех писем. Думается, жители Советского Союза оставались верными прошлому, отправляя на нескольких листах выжимку из эмоций, увязанную с переживаниями за происходящее с ними в определённый момент. Ныне переписка выглядит иначе, точнее — она превратилась в обмен короткими сообщениями. Собственно, действующие лица произведения Шарова редко прибегают к словословию, заменяя его немного расширенными телеграммами. Поток их дум стремителен, но всё-таки остаётся зацикленным на одном и том же, словно всё их существование — плач по утраченному величию предка.

Привязывать одно к другому допустимо в различных сочетаниях. Исход евреев из Египта, прочие исторические события — легко увязываются, стоит задаться такой целью. Увидеть в работах Гоголя отражение трудов иных писателей — ещё проще. Читатель лишён интерактивности, поэтому обязан принять единственную точку зрения на происходящее. Достаточно сказать: — Позвольте! Зачем ослу уши, лапы и хвост зайца? Разве нельзя обойтись без пополнения бестиария очередным составным существом? Коли взялся поделиться задумкой «Мёртвых душ», то пиши «Мёртвые души». Не надо проводить параллели с «Божественной комедией» Данте, ибо получится не оригинальная работа русского классика, а произведение по мотивам где-то уже использованных мотивов.

У Шарова нет «Мёртвых душ», есть Николай Гоголь с собственной оригинальной судьбой. Это единственная важная деталь «Возвращения в Египет». Перед читателем проходит жизнь человека, зачатого где-то в начале XX века и умершего где-то в конце того же века. Он испил горечь репрессий, неся в душе груз решения оторванной от реальности проблемы. Всюду, куда ему не приходилось идти, ему встречались отсылки к творчеству полного тёзки. О том он без устали говорит в переписке, не подозревая, что все послания попадут в архив, откуда их изымет для собственных нужд Владимир Шаров или его альтер-эго, с последующей публикацией для нас с вами.