Константин Трунин - Лауреаты российских литературных премий

Как получается у человека чем-то восхищаться, чтобы в том разочароваться? Битов о том прямо не говорит. Он — журналист. Поёт читателю об увиденном. И первым, с чем познакомился Андрей, стал армянский алфавит. Непривычные ему буквы изумили его, поразили своей древностью. Они, буквы, продолжают существовать без изменений, чего нельзя сказать про алфавит русского языка. Зачем Битов вспоминает, как иначе мыслили классики русской литературы? Они, русские писатели, использовали для творчества другой алфавит и другие правила, что ныне доступно вниманию лишь специалистов, когда большинство устраивает адаптированный вариант.

Про сам армянский алфавит Битов ничего плохого не говорит. Он замечает изменчивость непосредственно армянского общества. Сохраняя культуру, армяне живут настоящим моментом. У них не так много осталось нужного — основное утеряно. В качестве примера такого мнения достаточно увидеть архитектуру Еревана. У главного города Армении нет собственного лица. Битов не предлагает озаботиться созданием оного. Отсутствие лица — такое же лицо, подобное прочим.

Читатель себя спросит: куда делась благосклонность автора? Почему с первых страниц восторг, а чем дальше Битов углублялся в мысли, тем всё чаще он собирал всё подряд? Было бы о чём рассказать, как соответствующий текст появлялся на страницах. Не обходит Битов стороной упоминание Арарата, Месропа Маштоца, истории, географии. Андрей повествует вплоть до верности армянок и похода в кинотеатр на «Фантомаса».

Где же цельность предложенного автором материала? Её нет. Битов пишет подобие путевых заметок, не более того. И писать ему было необходимо, иначе зачем ездил в командировку? Мог и не писать. Битов не хотел писать. В итоге написал. Даже издал. В ереванском издательстве, разумеется, издал. Важным человеком после в Армении стал. Как не стать, когда такое внимание к ней приковал. Обласкал, пожурил, дал повод задуматься о будущем. Коли не существовало Армении явной, требовалось её таковой сделать, чтобы действительно Армения, а не социум. сохранивший достижения предков. Мнение стороннего человека везде должно цениться, поскольку только ему под силу оценить, найти отрицательные и положительные моменты. Не без предвзятости, конечно. Битов будет сравнивать прежде всего со знакомой ему средой.

Дельных мыслей могло хватить на несколько увесистых статей. Битов решил расползтись мыслью по древу. Обозначив явное, он ушёл в непролазные дебри слов, излагая уже обстоятельства, никакого значения не имеющие. Он мог рассказать о достойном упоминания, углубившись в реалии Армении и населяющих её людей, чего делать не стал. Битов судил поверхностно, не заглядывая далее доступного взору. «Уроки Армении» уподобились видимости Арарата из Еревана — вроде есть, можно увидеть, нужно дождаться ясной погоды. Но так как его не видно, значит следует представить. И тогда воображение подскажет всё требуемое, обязательно в прекрасных оттенках. Нет мрачности на страницах, есть надежда на прояснение. Кто желает увидеть, тот разглядит Арарат, тот оценит и «Уроки Армении».

Писателям-неудачникам всегда приводят в пример людей, долго не находивших отклика у издательств. Долго бы продолжала пытаться пристроить текст и Гузель Яхина, да вот повезло — её печатает «АСТ», а именно «Редакция Елены Шубиной». Никому ненужная история мгновенно обретает множество читателей, автор становится лауреатом трёх престижных премий: «Книга года», «Ясная поляна» и «Большая книга», её первое крупное творение входит в короткий список «Русского Букера» и «Носа». Чистый доход только от наград перевалил за пять миллионов рублей. Чем Яхина не пример после такого успеха писателям-неудачникам? Нужно не сдаваться и верить в себя до конца, даже если и ничего достойного в тебе на самом деле нет.

Нитками из высохших слёз встречает читателя книга «Зулейха открывает глаза». Всё плохо в жизни главной героини — жертвы домашнего насилия. И пока страна погружается во мрак, раскулачиваемая беднотой, гаснет свет и во взгляде Зулейхи. Каждый раз она открывает глаза и видит несправедливость. Её колотить — излюбленное занятие мужа. Её изводить — страстное увлечение старухи-свекрови. Поскольку она маленького роста, то спать ей приходится на сундуке. Выдюжит ли Зулейха при таких обстоятельствах, если продолжит вынашивать будущих мертвецов? Родить сына не получается. Дочерей ничего не держит. Может Яхина не хотела плодить новый выводок жертв действительности? Нужен мальчик, но его нет.

Угнетение в семье распространяется только на Зулейху. Она со смирением принимает традиции народа, когда женщине не полагается заявлять о правах. Складывается ощущение, будто главная героиня живёт в замкнутом мире, куда иногда проникают жадные до урожая и скота красноордынцы-нэповцы, чтобы читатель окончательно понял, насколько тяжело жилось в двадцатые годы XX века. Никакого феминизма и никаких прав на кусок земли. Ты постоянно кому-то должен: хоть умри, да отдай. Вырваться невозможно. Зулейха не могла потребовать уважать своё достоинство, как бы не открывала глаза. Судьбою предначертано подчиняться воле других.

Период нахождения Зулейхи в доме мужа — идеальное представление не только о страданиях татар в то непростое время, но и характерное описание будней населения при становлении советского государства. Ничего нового читатель из текста не узнает. Яхина предлагает посмотреть на прошлое с несколько иного угла — от лица женщины-мусульманки. Пока крестьяне и рабочие свергали кулаков, рабы не могли рассчитывать на освобождение от гнёта. Мирись или получи пулю в лоб, коли заявишь о достоинстве личности, то доказывать правоту придётся перед небесным судьёй.

Начальные эпизоды — кладезь полезной информации. Происходящее на страницах ярко предстаёт перед взором. Кажется, дальше накал страстей будет только увеличиваться, а жажда вчитываться усилится. Но вот когда доходит дело до раскулачивания, шестимесячного пребывания в вагоне и так долго ожидаемого поселения в Сибири, тогда и становится понятным нежелание издательств давать ход дебютной работе тогда ещё малоизвестного автора. Никто не поверил в возможность раскрутить книгу с таким содержанием.

Не хватило Яхиной запала — приходится это признать. Вся её энергия ушла на отображение будней женщины в неблагоприятных обстоятельствах домашнего насилия, о чём она могла знать лично, либо по рассказам. Каждая строка сквозит болью, давая понимание истинной природы человека, ничем не отличающегося от животного. Кто сильнее, тот и «насилует»: Зулейху — муж, мужа — нэповцы.