Константин Трунин - Архив сочинений — 2015

«Колодезь» — книга о желании найти спокойную пристань на берегу среди бушующих волн.

03.01.2015 ( http://trounin.ru/loginov97 )

Модернизм в искусстве, что пришёл на смену реализму — это наглядно можно увидеть на картинах художников. Сен-Симонисты, а вместе с ними и нигилисты так плотно стали разрушать сложившиеся устои, положив начало полнейшему разрушению всего и вся, доведя в итоге ситуацию до полнейшего абсурда, когда достаточно положить перед человеком простой тетрадный лист, грубо вырванный, ничего на себе не содержащий — апофеоз всего. А если данный лист предварительно заставить плавать в сточной канаве, от чего кроме невыразимого необъяснимого культа новоявленного творчества, дополнительно рождается очередной вид самовыражения. Остаётся только прижать уши от воплей довольных почитателей — их почему-то очень много, что само по себе уже заставляет сомневаться в адекватности развития человеческого миропонимания. В литературе модернизм первых десятилетий XX века выродился в явление потока сознания. Безусловно, мыслями вглубь подсознания писатели улетали и до этого, но такой масштабной плодовитости не было.

Можно ставить памятник Джеймсу Джойсу, национальному достоянию Ирландии, или Герману Гессе, знатному немцу за пределами родины, да многим другим, что позже одарят мир своим нетленным творчеством, толку в котором нет совершенно. Воспринимать мир разными путями: даже хорошо, когда человек это делает. Формируется более понятное личное мнение о поколениях, воспитанных на том или ином способе выражения своих чувств. Действительно, если слог писателя строг и чёток, то ты спокоен за людей, но когда писатель пытается донести до читателя свои собственные переживания, будто записанные на диктофон, при этом в текст идут следом не только слова, но и знаки препинания с отступлениями и переосмыслениями каждой последующей мысли, то тут уже стоит задуматься над самим собой, который не решается поступать аналогичным способом. Каждый читатель может стать писателем, главное не думать и не говорить в пустоту, а закреплять всё на любом носителе информации.

Есть брать конкретно «Миссис Дэллоуэй», то всё вышесказанное можно без лишний сомнений прикладывать. Героиня идёт по улице, смотрит на небо, наблюдает за самолётом, думает о тех буквах, которые он рисует под облаками, предполагая разнообразные возможные завершения для итогового варианта всех манёвров летательной машины, покуда внимание героини не будет приковано к стеклу, где появился лик некоего лица, что возможно принадлежит принцу или королеве, отчего героиня перебирает всевозможные комбинации с размышлениями о том, кто же именно это был, откуда и куда едет, да примеряя на себя различные роли и ситуации, покуда не сядет героиня за стол, размышляя об индийском офицере и его жене, с которой он познакомился на корабле в индийском океане, для чего он с ней познакомился, зачем женился, не мог в конце концов жениться не на той женщине, а на главной героине, и, вообще, какая может быть в современном мире любовь, если обстоятельства складываются против тебя. Безусловно, так очень легко писать книги — и это даже лучше, нежели плодить приключения всяких путешественников в разные исторические периоды или создавать откопированные любовные романы, где всё об одном и том же, направляя деятельность писателя на уничтожение зелёных массивов планеты, сводя всё в итоге к тому самому вырванному из тетради листу, от которого брутальный исполнитель готов принять славу за самое уникальное творение, не зря ведь была найдена именно такая форма подачи материала.

Мир сходит с ума, низводя всё до псевдогениальности. Хотите этим восхищаться? Восхищайтесь.

04.01.2015 ( http://trounin.ru/woolf25 )

Утрированный вариант мировосприятия через атрофированные возможности воспроизведения окружающего — таковыми представляются читателю мужского пола пара гордости и предубеждения, слитых воедино Джейн Остен (писательницей из прекрасной и далёкой великосветской Британии, где полагалось иметь всё, либо не сотрясать впустую воздух). Можно смело ставить на произведение штамп женской литературы, чтобы оказаться в дураках, ничего не понимающих в литературе. Пока среди людей существуют женщины — до тех пор будет пользоваться спросом печатная продукция, отражающая чувства и эмоции, не имея претензий на что-то большее. Содержание книги оказывается пустым, не способным в поворотные моменты показать наличие твёрдой почвы для проведения чёткого анализа, минуя эфемерные сиюминутные слова, направленные на разговоры ради разговоров, когда никто не занят важным делом, но активно занимается обсуждением надуманных проблем.

Спрос всегда был, он будет дальше только расти. Заниматься переливанием из пустого в порожнее — это любимое занятие многих поколений людей, среди которых оказываются и писатели. Значение Джейн Остен велико, только трудно усвоить сюжет, основанный на непримечательных проблемах, выпестованный из того самого утрированного варианта мировосприятия. Достаточно было взять стандартную для общества ситуацию, отринув практически все отрицательные стороны жизни, давая читателю возможность насладиться дистиллированным текстом, лишив повествование какой-либо привязки к происходящим вокруг героев событиям. Ещё не грянула техническая революция, сама Британия погрязла в застое, чопорность исчезла из речей, балом правит удачный брак, а на большее при чтении надеяться не приходится. Почему гордость, откуда предубеждение? В книге толком не удаётся рассмотреть даже нравов общества, поскольку всё повествование является опытным образцом, запаянным в колбу с подходящим микроклиматом.

Очень трудно читать книгу, где нет динамики, а сюжет более наполнен водой, нежели хотелось бы его видеть на страницах. Всё готов простить, если сумеешь найти действительно важные исторические моменты. Допустим, традиция оставлять женщин без наследства, завещая всё далёким родственникам-мужчинам — это обыденное явление. Никуда при этом не денешь влияние женщин, стремящихся прибрать любое богатство поближе к своим рукам. Обязательно должны быть прописаны бедные родственники, с трудом осознающие, но принимающие всё без лишнего ропота. Вне всяких решительных действий, все без исключения герои, совершают только говорительные движения, полностью ими ограничиваясь. За первым диалогом следует второй, далее третий и четвёртый, а с мёртвой точки всё не сдвигается. Зароненные в душе сомнения просто сами прорастают буйным цветом, радуя читателя хоть такими поползновениями, покуда совсем не одолел сон от мерного хода кресла-качалки.