Дэниель Пинк - Таймхакинг. Как наука помогает нам делать всё вовремя

Одним из первых связь между языком и экономическим поведением исследовал М. Кит Чен, работающий сейчас в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Сначала он разделил 36 языков мира на 2 категории: имеющие выраженное будущее время глаголов и те, где оно выражено слабо или вообще отсутствует. В качестве наглядного примера Чен – американец, выросший в китайскоязычной семье, – приводит различия между английским языком и мандаринским диалектом китайского. Вот что он говорит: «Если я захочу объяснить англоязычному коллеге, почему сегодня не буду присутствовать на совещании, то не смогу сказать просто “I go to a seminar” (“Я иду на семинар”)». По правилам английского языка Чену нужно будет четко обозначить будущее время и сказать: «I will be going to a seminar» («Я пойду на семинар») или «I have to go to a seminar» («Мне нужно пойти на семинар»). Но, продолжает Чен, «с другой стороны, если бы я говорил на мандаринском диалекте, было бы вполне естественным опустить указание на будущее и сказать: “Wŏ qù tīng jiăngzò” («Иду слушать семинар”)» {318} 318 M. Keith Chen, “The Effect of Language on Economic Behavior: Evidence from Savings Rates, Health Behaviors, and Retirement Assets,” American Economic Review 103, no. 2 (2013): 690–731. . Языки с сильно выраженным будущим временем глаголов, например английский, итальянский и корейский, требуют от говорящего проводить четкое различие между настоящим и будущим. В языках, где категория будущего времени выражена слабо, например в мандаринском диалекте китайского, финском или эстонском, такое различие либо малозаметно, либо вообще отсутствует.

Затем Чен задался вопросом: будет ли отличаться поведение носителей языков двух упомянутых групп? Да, оказывается, различия есть, и проявляются они удивительным образом. Чен установил, что люди, говорящие на языке без выраженного будущего времени, откладывают деньги на старость на 30 % чаще и среди них на 24 % меньше курящих. Кроме того, они чаще практикуют безопасный секс, больше занимаются спортом и выходят на пенсию, имея больше сбережений и меньше проблем со здоровьем. Это особенно заметно в такой стране, как Швейцария, где одна часть населения говорит на языке без выраженного будущего времени (немецком), а другая – на языке с выраженным будущим временем (французском) {319} 319 M. Keith Chen, “The Effect of Language on Economic Behavior: Evidence from Savings Rates, Health Behaviors, and Retirement Assets,” American Economic Review 103, no. 2 (2013): 690–731. .

Однако Чен не приходит к выводу о том, что такие поведенческие особенности обусловлены языком, на котором разговаривают люди. Нет, это скорее является не причиной , а отражением более глубоких различий. Пока что вопрос о том, действительно ли язык формирует мышление, а следовательно, и образ действий, остается в лингвистике спорным {320} 320 Дискуссия началась с публикации: Edward Sapir, “The Status of Linguistics as a Science,” Language 5, no. 4 (1929): 207–214. Эту точку зрения отвергал в числе многих других также и Ноам Хомский в работе: Noam Chomsky, Syntactic Structures , 2nd. ed. (Berlin and New York: Mouton de Gruyter, 2002), хотя в последнее время отношение к ней было пересмотрено. См, например: John J. Gumperz and Stephen C. Levinson, “Rethinking Linguistic Relativity,” Current Anthropology 32, no. 5 (1991): 613–23; Martin Pütz and Marjolyn Verspoor, eds., Explorations in Linguistic Relativity , vol. 199 (Amsterdam and Philadelphia: John Benjamins Publishing, 2000). . Тем не менее ряд исследований показывает: люди планируют удачнее и поступают ответственнее, когда будущее представляется им более приближенным к текущему моменту. Например, многие не копят на старость в том числе и потому, что считают свое будущее «я» чем-то отличным от «я» сегодняшнего. Но, когда им показывают искусственно состаренные варианты их фото, склонность делать сбережения возрастает {321} 321 См.: Hal E. Hershfield, “Future Self-Continuity: How Conceptions of the Future Self Transform Intertemporal Choice,” Annals of the New York Academy of Sciences 1235, no. 1 (2011): 30–43. . Авторы другого исследования установили, что мысли о будущем в более коротких интервалах времени (в днях, а не в годах) «заставляют людей приблизиться к пониманию своего будущего “я” и в меньшей степени проявлять склонность считать, что их “я” в данный момент сильно отличается от того, которое сформируется когда-то в будущем» {322} 322 Daphna Oyserman, “When Does the Future Begin? A Study in Maximizing Motivation,” Aeon , April 22, 2016. (Электронная версия: https://aeon.co/ideas/when-does-the-future-begin-a-study-in-maximising-motivation .) См. также: See also Neil A. Lewis, Jr., and Daphna Oyserman, “When Does the Future Begin? Time Metrics Matter, Connecting Present and Future Selves,” Psychological Science 26, no. 6 (2015): 816–825; Daphna Oyserman, Deborah Bybee, and Kathy Terry, “Possible Selves and Academic Outcomes: How and When Possible Selves Impel Action,” Journal of Personality and Social Psychology 91, no. 1 (2006): 188–204; Daphna Oyserman, Kathy Terry, and Deborah Bybee, “A Possible Selves Intervention to Enhance School Involvement,” Journal of Adolescence 25, no. 3 (2002): 313–326. . Как и в случае ностальгии, высшим назначением будущего является расширение представлений о настоящем.

Что и приводит нас к собственно настоящему времени и интересным результатам двух исследований. В первом из них пятеро ученых из Гарвардского университета предлагали людям создать небольшое послание в будущее самим себе: описать впечатление от недавно прослушанных песен, какой-нибудь смешной случай из жизни, последнее общественное мероприятие, которое они посетили, недавний разговор с кем-либо и т. п. Затем участникам эксперимента предлагалось оценить, насколько любопытно им будет взглянуть на эти записи несколько месяцев спустя. Когда пришло время вновь прочитать эти послания, оказалось, что они вызвали значительно больший интерес, чем испытуемые изначально предполагали. Кроме того, они сочли содержание посланий намного более важным. То есть участники всех разнообразных экспериментов недооценивали важность возврата к текущему опыту в будущем.

«Записывая ничем не примечательные моменты сегодняшнего дня, можно сделать настоящее подарком на будущее», – считают ученые {323} 323 Ting Zhang et al., “A ‘Present’ for the Future: The Unexpected Value of Rediscovery,” Psychological Science 25, no. 10 (2014): 1851–1860. .

В другом исследовании изучалось изумление. Как пишут его авторы, изумление «располагается в высших эшелонах удовольствия и граничит со страхом. Это малоизученное чувство… занимающее центральное место в религии, политике и искусстве» {324} 324 Dacher Keltner and Jonathan Haidt, “Approaching Awe, a Moral, Spiritual, and Aesthetic Emotion,” Cognition & Emotion 17, no. 2 (2003): 297–314. . Оно характеризуется двумя главными свойствами: грандиозностью (постижение явления, далеко выходящего за рамки личности) и адаптацией (грандиозность явления заставляет ментальную структуру приспосабливаться к нему).

Мелани Рудд, Кейтлин Вос и Дженнифер Аакер установили, что в результате изумления (от зрелища Большого каньона, при рождении ребенка, под впечатлением от грозы) изменяется восприятие времени. Переживая изумление, мы чувствуем, что время замедлило ход. Его рамки раздвинулись. Его как будто стало больше. И это ощущение повышает наш настрой. «Опыт изумления переносит людей в настоящее, а бытование в настоящем усиливает способность изумления корректировать восприятие времени, вдохновлять на принятие решений и делать жизнь более радостной, чем в его отсутствие» {325} 325 Melanie Rudd, Kathleen D. Vohs, and Jennifer Aaker, “Awe Expands People’s Perception of Time, Alters Decision Making, and Enhances Well-Being,” Psychological Science 23, no. 10 (2012): 1130–1136. Помощь окружающим также расширяет наши временные горизонты, увеличивая субъективное ощущение «избытка времени». См.: Cassie Mogilner, Zoë Chance, and Michael I. Norton, “Giving Time Gives You Time,” Psychological Science 23, no. 10 (2012): 1233–1238. .